— Нам-то проку от его геройства? Он загубит институт.
— Ну, не преувеличивайте…
— Двигатель-то мой он уже зарезал. (Я вздрогнул: то, что люди режут друг друга, уже было мне привычно, но как можно зарезать двигатель?)
— Да, я в курсе… Но, послушайте, если Иван Терентьевич в самом деле считает, что пороховые ракеты обладают преимуществами перед жидкотопливными (боже, опять эта абракадабра!), то…
— Ни черта он не считает. Что он может считать?! Он серную кислоту от перекиси водорода не отличит.
Тут К. был, как я думаю, несправедлив: его начальник все-таки не непосредственно из лошадиного седла отправлен был заведовать институтом, а получил более-менее (насколько — уж не мне судить) соответствующее образование и на должность свою, между прочим, не без участия самого Маршала был рекомендован.
— Сергей Павлович… Будьте поосторожней, а?
— Но вы же…
— Я тоже не вечен. Иногда кажется — Земля… земля горит под ногами…
И я прочел в маршальских глазах такую безысходность, такое ясное осознание приближенья ужасного своего конца (быстро, стремительно — так происходит падение звезды), такую тоску, что содрогнулся.
Он не был сильным сего мира; он тоже был слаб, был обречен. Я понял бы это, даже не знай я о его вскоре последовавшей казни.
Так что же — узнал К-в о том, что К. на него «жаловался», и потому возненавидел? Нет: до ненависти — настоящей, испепеляющей — и тогда было так же далеко, как и вначале. Все это было гораздо сложней, тоньше, скучней, суше… но не было никакого смысла мне в этом разбираться, потому что я уже увидел дальнейшее: ночь, испуганную женщину, двоих в кожаном, черную машину, кабинет, такой же, как тот, где терзали К., резиновые палки с металлом внутри, иглы из безжалостной стали, сломанные пальцы, беспомощное тело, в луже крови и рвоты скрючившееся на полу, бумажную папку с бурыми, засохшими пятнами на обложке… и мне уже не нужно было видеть последние — перед расстрелом — секунды земной жизни К-ва (и последовавшего за ним Л.), чтобы знать: я ищу виновного не там.
Если уж на то пошло, К-в своею нелюбовью спас К., ведь если бы К. ко времени ареста занимал ту должность, которую занял вместо него Л., то К., возможно, уже не было бы в живых: нередко на Земле казнят не человека, а — должность.
20— Господи, если бы вы знали, как мена от вас тошнит! — подперев клонящуюся голову рукой, проговорил следователь (то, кажется, был коренастый — странно, но чем дольше я знал их, тем слабее различал, переменчивые черты их лиц, расплываясь, сливались для меня в одно). — Просто, извините, блевать хочется… Упрямство ваше, Сергей Палыч, преступно, извращенно, тупо, глупо, а главное — абсолютно бесполезно… Уж все дружки, все подельники ваши это поняли… Зачитать, что ваш приятель Глушко пишет?.. Вел подрывную работу по развалу объектов, необходимых для обороны страны с целью ослабления мощи Советского Союза, тем самым подготовлял поражение СССР в войне с капиталистическими странами… Нет-нет, не надо так пугаться. Это он о себе пишет, не о вас. Честно пишет, прямо пишет…
К. отвечал, что не верит этому. Искренне ли отвечал, мне трудно судить, так как острая душевная боль — боль, которой не было, когда говорили о директоре Клейменове, и почему-то так сильно укусившая его теперь, мешала мне разобраться в его чувствах.
Следователь лишь усмехнулся — не хочешь, не верь, дескать, — и с торжествующим видом протянул К. несколько листков, вынутых из папки — не той, обычной, с кровавыми пятнами на обложке, а из другой — на обратной ее стороне, впрочем, имелись те же подозрительные бурые потеки:
— Почерк Глушко узнаете?
— Нет, — сухо и быстро ответил К., — не узнаю.
На самом деле — узнал, я видел это. Однако душа моя на сей раз не дернулась, не сдвинулась с места, не шевельнулась даже, ибо я уже знал, что папкам, запачканным кровью, доверять не стоит… ну, во всяком случае, не всегда…
— Дурочку не стройте, а? — устало попросил следователь. — Уж вам не знать почерка Глушко… Он был вашим близким другом?
— Я бы так не сказал. Наши взгляды во многом совпадали…
— А вот ваши московские дружки говорят — вы им с Глушко подло изменили… Ведь он же — ленинградской школы, это все одно что кошка с собакой… А вы подпали под его влияние и какой-то там кислород на водород променяли…
— Я считал и сейчас считаю, — отвечал К., — что будущее — за двигателями на жидком кислороде. Но там есть свои сложности, я объясню, если хотите…