Был проведен тщательный отбор, и мой амоалоа Льян Мьююю XIV оказался в числе тех, кто выдержал конкурс. Он был тогда очень молод; впечатлительный и робкий, как все марсиане, он был переполнен счастьем и в то же время изнывал от страха перед неведомым; то смеясь, то горько рыдая, прощался он с близкими; и вот наконец настал тот час, когда душа его в стремительном полете покинула Марс — покинула навсегда, ибо там, на далекой планете, при исполнении служебных обязанностей (что за сухие, отвратительные слова!), Льян трагически погиб.
Он не был первым; он прошел длительное и серьезное обучение в школе наблюдателей; благодаря сведениям, что сообщили другие, жизненный уклад Земли был уже не так темен для него, и ему не приходилось, подобно нашим пионерам, своим умом мучительно докапываться до смысла столь чуждых и сложных понятий, как «кровь», «стол», «стул», «рука», «нога», «женщина» или «понедельник»; однако обширный и тонкий мир человеческих дел и взаимоотношений, в который Льян вступил в качестве наблюдателя, он должен был осваивать сам.
Ему вменялось в конкретную обязанность вести наблюдение за Сергеем Королевым (чей очередной юбилей мы нынче готовимся отпраздновать со всей возможной любовью и грустью, что неотделима от любви); сцена же в комнате с крашеными стенами, где два человека что-то непонятное совершали над третьим, с разбитым лицом лежавшим на полу, была едва ли не первой сценою из жизни людей вообще и Сергея Королева в частности, сценой, которую Льян, чья подвижная душа на тот день вселилась в росшую на шкафчике герань, наблюдал на Земле, наблюдал с недоумением и тоской, затмевавшей даже любопытство исследователя, ибо благодаря своей высокоразвитой эмпатии Льян, еще ничего толком не понимая, уже почувствовал, что те двое делают плохое дело; и в голову ему (вы понимаете, разумеется, что у Льяна не было никакой головы, а я просто стараюсь повсюду употреблять привычные для вас выражения, как буду поступать и в дальнейшем, ибо, начни я — как пытались делать некоторые мои соотечественники из числа проживающих на Земле нелегально — объяснять, что такое, к примеру, «укбар», «тлен», «пхенц», «гогры» или «взглягу», мы не управимся и к следующему юбилею) даже начала закрадываться крамольная мысль о том, что, возможно, наши восторженно-идеалистические представления о жителях Земли как о прекраснейших существах во Вселенной, так страстно стремящихся обрести крылья, свободолюбивых и добрых, не в полной мере соответствуют действительности… (Идея, как я уже заметил, крамольная, и лично я, как и подавляющее большинство здравомыслящих марсиан, согласиться с нею — при всем почтении к амоалоа Льяну — никак не могу.)
Я сам себе противоречу, упрекнете вы меня: если он не вернулся — откуда мне знать о его взглядах, как мог он рассказывать мне о том, что видел? Однако это очень просто: разумеется, Льян передавал информацию телепатическим методом (и что это был бы за разведчик, подумайте сами, если б он не передавал информации; таким же образом, кстати, мы получаем возможность знакомиться с вашей литературой и музыкой), а параллельно с официальными телепатическими отчетами, в положенные сроки отправляемыми им куда следует, он ежевечерне слал своим близким подробные рассказы, полные живых и красочных (а чаще — ужасных) подробностей. Для нас, не нуждающихся в письменности, прибегающих к устной речи лишь на массовых торжествах, а к вербализованному обмену мыслями только тогда, когда мы хотим (признаюсь, это бывает нередко) скрыть свои подлинные чувства, рассказы эти надолго сохранили свежесть непосредственного восприятия, не обедненного, не замутненного словами; и, когда я смотрю сейчас, как на песчаном ветру колеблется и трепещет, простирая усики к солнцу, опустевшее, лишенное души, мертвое, зеленое тело Льяна, душа его оживает в моей душе, слова его звучат во мне, моя память полна его воспоминаниями, а в моем сердце бьется его страх.
В такую минуту я — это он, он — это я; а посему я — заурядный, ничем не замечательный марсианин — устраняюсь, передавая нить дальнейшего повествования самому наблюдателю, и если буду вмешиваться в рассказ Льяна впредь, то лишь посредством сухих и кратких авторских ремарок.