«Тебе не запугать меня снова!» — воскликнула Аэрин и, почти не соображая, что делает, выхватила Гонтуран из ножен и плашмя ударила по основанию Маурова черепа, где некогда он соединялся с хребтом. Острые языки вспыхнувшего синего пламени осветили всю сокровищницу с множеством полок, сундуков, ниш и дверей в другие кладовые. Цвет пламени был призрачный и нездоровый, но череп завопил, раздался треск, словно расселась гора, и череп свалился со своего постамента на пол.
Пока он еще двигался, Аэрин бросилась на него, и он неохотно перекатился еще на пол-оборота. В момент падения давившее на них отчаяние вдруг ослабло, и Тор со зверями, обретя тень надежды, тоже стали толкать. Череп сделал еще пол-оборота.
Луна поднялась уже высоко, когда они выбрались во двор, потому что самый прямой путь выбрать не получилось — размер черепа исключал все коридоры, кроме самых широких. Ночной ветер показался ледяным, ведь они взмокли от напряжения. Луна двоилась в глазах у Аэрин. Тор нашел веревку, и они попытались тащить злые кости, но так получалось еще хуже. Пришлось вернуться к прежнему способу. Форма черепа и близко не напоминала шар, поэтом за один раз удавалось перевернуть его лишь на пол-оборота, и от каждого переката мышцы у Тора и Аэрин болезненно ныли. А они еще до начала устали до смерти.
— Надо отдохнуть, — пробормотал Тор.
— Еды, — выдохнула Аэрин.
Первый сола выпрямился:
— Принесу. Погоди.
Он нашел слегка заплесневевший черствый хлеб и отнюдь не слегка заплесневевший сыр. Еда придала им даже больше сил, чем они смели надеяться.
— Второе дыхание, — произнес Тор, поднимаясь и с хрустом потягиваясь.
— Четвертое или пятое, — мрачно отозвалась Аэрин, скармливая остатки сыра своим зверям, — и сила паники.
— Да, — согласился Тор, и они снова впряглись в работу, а мрачное эхо ударов кости о камни жутковато отдавалось в темном пустом Городе.
Тоска все еще глодала их, но странным образом изнеможение обернулось преимуществом: можно было притвориться, что это всего лишь обычная подавленность, которая всегда приходит вместе с усталостью. После удара Гонтурана Маур утратил власть, и хотя череп по-прежнему вонял, теперь, под открытым небом, смрад вполне можно было терпеть — подумаешь, слабый запах тления.
Когда они достигли Королевской дороги, стало легче. Каждый толчок требовал чуть меньше усилий, каждый перекат совершался чуть быстрее, а грохот с каждым разом становился чуть громче. Потом череп почти покатился, Тору с Аэрин оставалось только подталкивать его. У Аэрин оба плеча под туникой едва не отваливались, а на подбородке, там, где один из ушных шипов дракона задел ее, краснела длинная неглубокая царапина да смутно дергал старый порез на ладони от лезвия Гонтурана.
А у самых Городских ворот громадная голова вдруг стремительно покатилась вперед, так что нечего было и думать догнать ее. И причиной тому был не уклон, лишь чуть более крутой, чем прежде, — настал последний миг Черного Дракона. Он понесся вниз по дороге, и Аэрин услыхала его прощальный крик, исполненный злобного ликования.
— Разойдись! — крикнула она одновременно с Тором, который заорал: — Берегись!
Еще когда только распахнулась дверь сокровищницы, дурное дыхание Маура накрыло собравшихся перед воротами, и большинство припало к земле там, где их застал ужасный ветер. С тех пор ветер утих, но измученные люди так и не смогли стряхнуть с себя навеянную черепом тоску, которая придавила их к земле, лишив сил двигаться. И лишь отчаянная настойчивость в голосах Тора и Аэрин заставила их пошевелиться и оглянуться.
Череп дракона вкатился прямо в костер, дымящиеся ветки полетели во все стороны, а угли расплескались, как вода. Несколько человек вскрикнули от внезапной боли, но серьезно никто не пострадал, — к счастью, костер почти угас, у раздавленных смрадом из сокровищницы людей не было сил его поддерживать. Голова прокатилась дальше, врезалась в один из упавших монолитов, расколов его, а затем черный череп с грохотом исчез в ночи. Грохот породил эхо, словно где-то в горах сошла лавина, и вытряхнутые из оцепенения дамарцы в страхе озирались, не понимая, куда бежать. Но Горы не падали, а грохот все нарастал, пока люди не зажали уши руками. Тор с Аэрин, обнявшись, упали на колени посреди дороги. Грохот перерос в рев, с поля битвы налетел внезапный шквал и принес дыхание смерти. Но запах тления улетучился, и его место занял горячий, сухой, резкий аромат, неведомый в зеленых холмах восточного Дамара.