Я отклонилась назад и сказала ему на ухо:
— Помолитесь со мной.
— Я молюсь.
Я нашла его руку и, взяв ее в свою, прижала его пальцы к амулету. Держа их так, я произнесла:
— «Блажен идущий путем Господним. Да не уклонится он ни вправо, ни влево, ибо Десница божия ведет его».
Гектор тоже говорил что-то, хотя я не слышала слов. Сила нашей совместной молитвы укрепляла меня.
— «Да не дрогнет победитель, — говорила я, и тепло разливалось по телу, переполняя меня. — Да не собьется он со своего пути. Да не убоится он пути сквозь мрак и тьму, ибо Десница божья…»
Раздался треск, более громкий, чем шум урагана. Я открыла глаза и увидела, что торнадо переломил бушприт пополам. Дождь иглами колол мне глаза и щеки. Еще мгновение, меня унесет и смоет в море.
Рука Гектора скользнула под мою рубашку, он нашел пальцами амулет и осторожно прижал к нему ладонь. Я накрыла его руку своей.
— «Да не дрогнет победитель, — сказал он мне на ухо. — Да не собьется она со своего пути. Да не убоится она пути сквозь мрак и тьму, ибо Десница божья защитит ее и приведет к победе».
Тепло внутри меня превратилось в настоящий пожар. Тело пылало от жара, желания и отчаяния. Амулет горел огнем, дрожал от избытка энергии. Господи, я хочу жить. Я хочу, чтобы все мы остались живы. Что мне делать? Почему ты привел нас сюда?
Снова треск, и парус разорвался надвое. Корабль начал поворачиваться вокруг своей оси.
А потом я почувствовала их, будто кто-то тянул за тоненькие ниточки у меня внутри. Я не видела, но чувствовала их, будто блуждающие огоньки мерцали на ветру, будто смотрели на меня отовсюду. Это было знакомое ощущение, знакомое с самого детства.
Молитвы.
В тот момент все на корабле молились, в этом я была уверена. И все эти горькие, отчаянные молитвы летели ко мне, питая амулет своей силой.
Торнадо ударил в борт корабля. Доски и щепки полетели в разные стороны.
Гектор запнулся. На секунду его объятия ослабели, а потом сжались еще сильнее. А потом его холодные мокрые губы прижались к моей щеке.
Он сказала:
— Я люблю вас, Элиза.
Что-то внутри меня надломилось. Мир на мгновение вспыхнул ярче дневного света — обломки корабля взлетели на воздух, а еще выше смутно виднелась огромнейшая волна, страшная и черная — а потом осталась лишь тьма, тишина и покой, будто пришла смерть.
Я ничего не видела. Я не чувствовала ни рук, ни ног. Я ничего не слышала. Будто тело мое перестало существовать, и лишь сознание осталось в пустоте.
А потом я почувствовала, как бьется сердце. Бьется по-настоящему. Нет, два сердца, мое и Гектора, бились в унисон.
А потом не осталось ничего.
25
Я лежала на боку, на дощатой палубе. Гектор лежал рядом, будто защищая меня своим телом.
Было очень тихо и светло, так светло, что резало глаза. Легкий ветерок с ароматом гибискуса овевал лицо. Кричала чайка, то громче, то тише.
Чайка!
Я поднялась и села.
Матросы лежали на палубе вокруг меня. Я подумала, что все они мертвы, но тут заметила какое-то движение у штурвала. Это был Феликс. Его огромная борода зашевелилась, он что-то проворчал и приподнялся с пола. Остальные тоже задвигались.
Живы. Все остались живы.
Я посмотрела на Гектора. Лицо его было таким спокойным во сне. Таким мирным. Таким молодым. Прежде чем я осознала, что делаю, я провела пальцами по его бровям, вниз по щеке, вдоль скулы, где выступила капля крови. Его задело обломком, и щепка вонзилась в щеку, должно быть, когда налетел торнадо.
Я встревожилась и нагнулась ближе к нему, чтобы проверить, что он дышит. Вдруг его ранило обломками. Вдруг его пронзило…
Его ресницы затрепетали.
— Гектор?
Увидев меня, он вздохнул с облегчением.
— Мы живы, — прошептал он.
— Ну ведь я же приказала вам жить.
Он сел и огляделся кругом.
— Как?
— Понятия не имею. Мне кажется, это как-то связано с молитвами, переданными через мой амулет. Не двигайтесь. Я вытащу вот это. — Придерживая одной рукой его подбородок, я другой потянула занозу. Она торчала ровно настолько, чтоб я могла ее ухватить. Я тянула осторожно, под тем же углом, под каким она вонзилась.
Он даже не вздрогнул.
Заноза оказалась длиннее, чем я думала — с фалангу моего указательного пальца. Когда я вынула ее, выступила кровь.
Я хотела было стереть кровь пальцами, но он взял мою руку, поднес к губам и поцеловал.
— Я думал, что мы умрем, — сказал он. — В тот самый момент.
Я вспомнила, как он держал меня, как он молился. Я помнила, как он прижимал руку к моему амулету, помнила его пальцы на своей коже. И я помнила, что он сказал.