— Они имеют на это право?
— Согласно статье 67 Соглашения, когда монарх физически неспособен выполнять свои обязанности, самый давний член кворума должен голосовать за двоих.
— У генерала было два голоса?
— Да.
Я стиснула руками простыни, но резкая боль в предплечье заставила меня разжать кулаки. Может быть, и я проголосовала бы за повышение налогов, — сказала я себе. — Может быть, это к лучшему. Нам необходимо пополнить казну для восстановления города. А также для восстановления армии, прежде чем инвирны начнут новое наступление.
— А как голосовал Гектор? — тихо спросила я.
— Он воздержался.
Я с облегчением откинула голову, хотя и сама не понимала, почему для меня это так важно.
— Спасибо за ваш доклад, — сказала я ему.
Он развернулся, чтобы уйти.
— Постойте!
Он склонился в куртуазном поклоне.
— Ваше величество?
— В тот день, когда анимаг сжег себя. Вы приказали запереть ворота дворца?
— Нет, ваше величество.
— А кто?
— Это был генерал Луз-Мануэль.
Солдат сказал мне, что это был конде. Конде сказал, что мажордом. Что от меня скрывают?
— Вы говорили с генералом лично?
Он задумался, сдвинув брови.
— Мне передал слова его милости лорд Франко. Ему можно доверять. Я поступил неправильно?
Снова Франко. Надо встретиться с ним лично, и поскорее.
— Нет, вы поступили правильно. Полагаю, город тщательно обыскали?
— Других инвирнов не обнаружено, но я уверен, что возможность нового нападения повлияла на эти неожиданные мятежи.
Мой город разваливается на части. Я чувствовала это так же ясно, как в тот момент, когда стояла с Гектором на городской стене и смотрела вниз.
— Спасибо. Вы можете идти.
Доктор Энзо объявил, что я не в том состоянии, чтобы проводить совещания и даже принимать решения, поэтому мажордом изменил мое расписание. Но я просто не могла вынести собственной бесполезности. Я по несколько часов в день лежала в постели без сна, пытаясь придумать, как управлять страной, лежа в постели. Сначала я вызвала к себе лорда Франко, человека, о котором говорили, что это он приказал запереть дворец, но мне было сказано, что он уехал на юг, во владения конде Эдуардо, чтобы там следить за восстановительными работами.
Я потребовала у генерала Луз-Мануэля отчета о повышении налогов. Он уверял, что это решение не терпело отлагательств. Ему сообщили, что королева, вероятно, не выживет, и можно ли винить его в том, что он действовал без промедления, когда так много безработных жителей Бризадульче с нетерпением ждут начала восстановительных работ, возможных лишь после повышения налогов?
Хотя из его доводов следовало, что мне не в чем его винить, в голове у меня все вертелось то туманное воспоминание: генерал склонился над моим окровавленным телом в нетерпеливом ожидании моей смерти. Что-то другое мерещилось мне под гладкой поверхностью дипломатической вежливости. И я была уверена в своей правоте.
Принц Розарио сначала часто навещал меня, убегал от няни, чтобы побыть со мной, когда стража делала вид, что не замечает его. Но когда мальчик убедился, что я не умру, как его отец, его посещения стали менее частыми. Я не возражала. Тяжело было лежать с ним рядом не в состоянии даже взъерошить его волосы или поиграть с ним в карты.
Слух о том, что я ищу мужа, распространился со скоростью пожара — хотя я даже не сделала официального заявления. Подарки от аристократов лились ко мне рекой — в особенности от потенциальных поклонников — и были до странного личными. «Сапфировые серьги в тон вашему амулету», — гласила одна записка. «Так как вы изучаете Священную Книгу, вот древняя копия “Искусства войны”», — прочла я в другой. Так много было незнакомцев, которые столько знали обо мне и осыпали меня бесценными подарками, просто чтобы получить шанс привлечь мое внимание.
Никто не знал, что делать с подарками, так что Химена просто складывала их в углу атриума, чтобы позже разобрать.
Я также получала куда менее приятные письма. Один дубильщик, обвиняя меня в том, что у него нет шкур, чтобы заниматься своим ремеслом, призывал меня к отречению от престола. Молодая вдова с четырьмя детьми умоляла о какой-нибудь работе. Алтарник из монастыря Пуэрто-Верде прислал засохшую черную розу и написал, что нечестивое колдовство амулета очерняет мою душу и насмехается над нашими самыми сокровенными таинствами.
Авторы нескольких писем утверждали, что раз я позволила восточным землям отделиться и образовать самостоятельные государства, я должна сделать то же самое с южными. В одном письме было дерзкое заявление, что юг отныне независим.