— Ваше величество. — Он низко поклонился, но поднялся прежде, чем я позволила ему.
Я глубоко дышала, уговаривая себя расслабиться. Генерал был так тощ и сутул, волосы его поредели на макушке, и я в очередной раз поразилась, что этот невзрачный человечек командует всей моей армией.
— Генерал, — сказала я холодно. — Меня удивила казнь человека, которого я считала преданным мне союзником. — «Удивила» — это мягко сказано, но я не хотела выказывать чрезмерную ярость, пока не услышу, что он скажет.
— Действительно, ваше величество, это было неприятно и удивительно для всех нас.
Я впилась в него взглядом. Он что, нарочно делает вид, что не понимает? Осторожнее, Элиза. Он умнее, чем кажется.
— Простите, что я неясно выразилась, генерал. Я имела в виду не столько общее недовольство, сколько то, что меня возмутило ваше решение казнить этого человека.
Он и глазом не моргнул.
— Вам через многое пришлось пройти, ваше величество. Сначала анимаг, а теперь это. Все это чудовищно. Но уверяю вас, данный вопрос был тщательным образом изучен.
— Не самым тщательным.
— Моя королева, мы изучили каждый…
— Вы не удосужились расспросить единственного свидетеля преступления.
Он очень мило изобразил смущение.
— Вы ведь понимаете, что я сама присутствовала при покушении? — выпалила я.
Химена взглянула на меня с тревогой. Иронизировать подобным образом было не лучшей идеей, особенно в присутствии стражников, которые, несомненно, ловили каждое слово, несмотря на их озабоченно отстраненные лица.
Я постаралась, чтобы мой голос звучал мягко.
— Я не хотела быть резкой, генерал, но я измучена и глубоко опечалена. Что сделано, то сделано, но пообещайте мне, что никто больше не будет наказан в связи с покушением на мою жизнь без моего ведома и согласия. Я уверена, что вы поймете мое желание участвовать в этом деле лично?
— Конечно, ваше величество, — сказал он, наклонив голову. — : Как вам угодно, лишь бы вы были спокойны и скорее выздоравливали.
Я сжала зубы. Он исполнит мою просьбу не потому, что мой вклад важен, и даже не потому, что я королева. Он согласился только ради того, чтобы мне стало лучше?
Генерал повернулся, чтобы уйти.
— Постойте.
Он развернулся, и, может быть, мне показалось, что на лице его на миг отразилось нетерпение.
Господи, что мне сказать этому человеку? Как дать понять, что правлю страной я, а не он? Что даже несмотря на то, что я родом из другого государства, это мой народ?
Камень дернулся в ответ на мою молитву, и ответ пришел ко мне, как легкое дуновение ветра.
Скорбь прозвучала в моем голосе, когда я проговорила:
— В войне с инвирнами я потеряла так много тех, кого любила. Как и все мы. Но единственная причина, по которой мы выстояли, — это то, что наша армия дралась так храбро и самоотверженно. И никто не сражался так отчаянно, как моя королевская стража, невероятной ценой сдержавшая захватчиков, чтобы дать мне время пустить в ход волшебство амулета, — я надеялась, он услышал за моими словами то, что я не произнесла вслух: Да, генерал, мы победили благодаря мне, помните? — я не позволю, чтобы в них сомневались и им отказывали в уважении. Я буду защищать каждого из них до последней капли крови, как они защищали меня. Я ясно выражаюсь?
Он посмотрел на меня так, будто раздумывал, стоит ли возражать. Но я знала, что сказала нужные слова, потому что Гектор и остальные солдаты держались немного прямее, а глаза их гордо сияли. Я надеялась, что они сохранят это в себе — уверенность, что их королева умрет за них.
Наконец генерал поклонился, на этот раз несколько ниже, и извинился.
Когда дверь за ним закрылась, весь мой боевой дух испарился. Я не понимала, зачем генерал сделал это. Пытался нарочно дискредитировать меня? Может, он таким способом присваивает себе власть, пока я нездорова? Может быть, ему нужен был козел отпущения, чтобы успокоить перепуганных обитателей замка? Или он действительно считал, что Мартин заслуживает смерти? Слеза выкатилась из угла моего левого глаза. Ах, Мартин, прости, что не смогла спасти тебя.
Я уже собиралась закрыть глаза и забыться, когда Гектор сказал:
— Моя королева?
Я с трудом подняла голову и взглянула на него.
— Я хотел бы позаботиться о судьбе семьи Мартина. Удостовериться, что они не будут бедствовать. — Голос его дрожал от волнения, а лицо вытянулось от усталости.