— Не бейте меня больше, пожалуйста, — очень натурально заскулил он, и слёзы, градом катившиеся по морщинистым щекам, мешались с кровью из рассечённой губы, — я — старый больной человек, у меня слабое сердце. Чем я провинился перед вами? Я всего лишь шёл, чтобы выполнить поручение господина.
— Твоего господина? — спросил обладатель властного голоса будничным тоном, — Меллорна из Рии?
— Да, да, — энергично закивал головой фавн, с преувеличенным страхом косясь на стоящего поодаль Плётку, — господин Меллорн послал меня к своему приятелю — господину сенатору, чтобы я сговорился с ним о важной и совершенно секретной встрече.
Торки била дрожь. Там, где прошлись хвосты плети жгло огнём.
Мужчина на стуле, прищурившись, смотрел на старика. Вроде бы он говорил правду, жалкий, сжавшийся, явно не из тех, кто стойко переносит удары палача.
— Этот перстень ты должен был отдать сенатору?
— Нет, — старик облизнул кровь с распухшей губы, — перстень надо было показать охране, чтобы меня пропустили к сенатору.
— Ладно, — незнакомец потёр подбородок, — что ты должен передать Титу Северусу? Письмо? При нём нашли что-нибудь? — обратился он к двоим, что приволокли фавна в подвал. Те отрицательно покачали головами.
— На словах, светлейший господин, на словах, — заговорил Торки униженным голосом. Мой хозяин велел мне заучить точка в точку его послание и лично сказать его господину сенатору наедине. — Он многозначительно замолчал, а сам лихорадочно пытался придумать удобоваримую ложь.
— Скажи нам своё послание.
— А вы передадите мои слова господину сенатору?
— Непременно передадим, — пообещал мужчина с нехорошей усмешкой, — пускай тебя это не беспокоит.
— Вы, наверное, друг господина сенатора, — поёрзав на стуле, с наивностью заметил Торки. Он наморщил лоб, как человек, пытающийся точно припомнить что-либо; он понимал, от достоверности придуманной лжи зависит его жизнь. Но тянуть время было опасно, и он заговорил:
— Мой хозяин, господин Меллорн из Рии, приглашает господина Тита Северуса для важного и приватного разговора в таверну «Морская звезда» ровно в полночь.
Он понятия не имел, есть ли в Лероне портовая таверна с таким названием. В Осэне была. Оставалось надеяться, что здесь есть тоже.
Его мучитель вскинул бровь, осмысливая услышанное.
— «Морская звезда»? — переспросил он с некоторым сомнением. У Торки упало сердце, — ты не ошибся? Может быть, «Звезда морей»?
— Конечно же, «Звезда морей», светлейший господин. А всё моя проклятая дырявая голова. Выскакивают оттуда названия, как горошины из перезревшего стручка. Не держите зла на старика беспамятливого.
— Допустим, таверна «Звезда морей», — задумчиво проговорил незнакомец, — допустим, в полночь. Но, где ты сказал, твой господин ждёт тебя, чтобы услышать ответ сенатора?
— Я не говорил ничего такого, — округлил покрасневшие стариковские глаза фавн, — если сенатор согласится на встречу, он просто придёт в таверну и сядет за первый стол напротив входа. И всё.
— Уж больно просто, — в голосе влиятельного собеседника слышалось сомнение, — хотя и возможно. И где в данный момент находится господин Меллорн, ты, конечно, не знаешь.
— Не знаю, клянусь всеми богами, что не знаю, — зачастил фавн, стараясь, чтобы его слова звучали испугано и убедительно одновременно, — три дня назад хозяин вывел меня из лесу на широкую дорогу и велел идти по ней всё прямо и прямо. Так я и пришёл в Лерону. Вы не глядите, что я старый. Я — жилистый и, вообще, в молодости в скороходах служил, — добавил он ни к селу, ни к городу.
Но, как ни странно, именно это последнее утверждение окончательно убедило незнакомца, что старый слуга говорит правду.
— А господин Меллорн путешествует один? — как бы невзначай бросил он.
— Куда там один! Я ж при ём неотлучно нахожусь.
— Не о тебе разговор, старик. Может, с ним кто ещё есть?
Торки мгновенно сообразил, куда клонится разговор. Знает он об Аэции, определённо знает. Когда-то старшая сестра учила фавна благородному искусству вранья (к слову, она сама была великой мастерицей по этой части). «Если ты разбавишь свою ложь толикой правды, да ещё такой, которую можно проверить, тебе легко поверят», — говаривала она. Фавн решил, раз уж те, кто его схватили знают об Аэции, надо скормить им долю правды, которая уже не является тайной.