— Тогда начнем, милок, — старуха полезла в сундук, стоящий в углу, за печкой. — Баюн, обработай пока ему рану.
Иван одернул свою ногу, когда Баюн, высунув язык, наклонился к ране.
— Какого хуя?! — опешил Иван. — Ты собирался облизать?!
— Это поспособствует заживлению, — уверила его Яга.
— Он же этим языком себя яйца лижет!
— Эй, попрошу! — возмутился Баюн. — Я ученный кот. Я так не делаю.
— Ну ты все-таки кот.
— Ну, разве что иногда могу полизать, когда делать нечего.
— Лучше от этого будет или нет, я не дам ему облизывать свою ногу! — поставил точку Иван.
— Как знаешь, — сказал Кот. — Я и сам желанием не горел это делать, поверь.
— Какой-же ты брезгливый, милок, — отметила старуха.
Яга, достав из сундука склянки и мешочки, стала готовить мазь. Толкла в ступке какие-то травы, добавляла вонючие масла, при этом что-то нашептывала. Вскоре, странная чудо-мазь была готова. Когда старуха стала наносить мазь на рану, Иван немного охренел. От жгучей боли у него помутнело в глазах. Благо, боль быстро прошла и нога немного занемела. Закончив процедуру, старуха повернулась к Баюну и сказала:
— Отведи его в комнату. К утру рана зарастет, а пока пусть отдыхает.
— Сколько комнат в этой Неимоверной избушке? — спросил Иван, разглядывая комнату, в которую его привел Баюн.
— Да сколько угодно, сколько потребуется хозяйке, — ответил Кот.
Разбойник сел на лавку и посмотрел на свою аккуратно замотанную тканью ногу.
— А можно мне пиво? — попросил Иван. — Почему бы не выпить, чтобы скоротать вечерок.
— Пиво — это, конечно, хорошо, — сказал Баюн, — но оно слабо вставляет. Предлагаю твоему вниманию самогон своего производства. Пьется, как роса, а в голову бьет, как конь копытом.
Кот достал откуда-то из-за спины бутыль с мутной жидкостью и облизнулся, глядя на нее.
— Ну, что скажешь? — подмигнул Ивану Баюн.
— Наливай, — махнул рукой Удалой.
Не успел он оглянуться, как Кот уже разлил самогон по чаркам и нарезал своим длинным когтем колбаску под закуску.
— Ну, вздрогнем, — Коту уже не терпелось опрокинуть.
— Давай попробуем, что ты тут наварил.
Выпили.
— Ух, еба… крепко твое варево, — проговорил разбойник, скривившись, не выдержав суровости данного напитка.
— Ты закусывай, закусывай, — советовал Баюн.
Закусили.
— Может, сыграем во что-нибудь? Хочешь в карты, а хочешь в кости? — предложил Кот.
— А почему бы и нет? Доставай и то, и то.
Не прошло и часа, как Иван и Баюн, опрокинув по несколько чарок, позабыли про игры и вели философские беседы.
— Ты меня уважаешь, мужик? — задал вопрос Ивану Баюн.
— Как кота?
— Коты тоже люди.
— А ты больше кот или человек?
— Наверное, кот, — неуверенно сказал Баюн. — У меня человеческий разум. Я мыслю как человек, но и ничто кошачье мне не чуждо.
— О, как. Тогда уважаю, — сказал Иван.
— Хороший ты собутыльник, Ваня, — Кот приобнял бывшего витязя. — И я тебя уважаю. Выпьем еще.
Выпили еще. Закусить тоже не забыли.
Вскоре, мирный тон разговора, под действием коварного зеленого змия, стал меняться.
— Зря ты думаешь, что нам, детям Неимоверности, легко, — с явным раздражением пробубнил Баюн.
— Да какие у тебя могут быть проблемы? — отмахнулся Иван, еле ворочая языком. — У тебя девять жизней и Мрак тебе нипочем.
— Чушь! Мрак всех уничтожит, сначала самых обычных, никчемных, а потом и нас, уникальных. Ты — узколобый человечишка, — фыркнул Кот. — Что ты понимаешь в этой жизни.
— Не хватало чтобы животное меня поучало.
— Ты — вонючий смерд! — сорвался Баюн.
— А ну, повтори, усатая шкура! — вскипела кровь у Ивана.
— Я могу повторять это весь вечер, паршивый холоп! — плеснул масло в огонь Баюн.
Разбойник схватил за горлышко, почти пустую, бутылку самогона и разбил ее о лавку, получив смертоносную стеклянную розочку. Кот выпустил свои когти, он тоже не думал давать заднюю.
Кто знает, чем могла закончится эта склока, если бы не выпитое драчунами пойло. Вскочив с лавки, они не смогли сохранить вертикальное положение и свалились на пол. По паре раз они попытались ударить друг друга, но из-за плывущей в их глазах картинке попасть в цель им не удалось. Через минуту валяния по полу, они осознали всю тщетность их замысла. Спесь с них быстро спала.
Настало время откровений. Первым решил выговориться Баюн: