Я все-таки не сдержался, и Дар полыхнул так, что стекла задрожали разом во всей гостиной. Елизавета дернулась, младший Гагарин поморщился, как от приступа зубной боли, и только старший продолжал все так же сидеть в кресле изящным изваянием.
Старик за свои восемь с лишним десятков лет на свете видел кое-что пострашнее разгневанного юнца.
А вот Морозова проняло. На мгновение показалось, что бедняга сейчас сползет по стене… Но закаленная десятилетиями военной службы выдержка не подвела, и он так и остался стоять. Съежившись от стыда и страха, однако все же с ровной спиной — как и подобает офицеру.
— Я… Я понятия не имел! — Морозов поморщился и нервно закусил встопорщившийся слева ус. — Господь милосердный, неужели вы думаете?..
— Нет. Ничего такого я не думаю. — Я вздохнул и махнул рукой. — В конце концов, будь у вашего сиятельства намерение поучаствовать в мятеже — вы сейчас были бы где угодно, но только не здесь… Впрочем, я все еще желаю услышать объяснения.
— Да какие… какие тут могут быть объяснения? — В голосе Морозова вдруг прорезалась такая боль, что даже старший Гагарин едва заметно дернулся в кресле. — Матвей… Господи, мой сын безумен. Я и не мог подумать…
— Никто не мог подумать, — с неожиданным спокойствием вдруг произнесла Елизавета. — Хотя, боюсь, чего-то такого и следовало ожидать.
— Ваше высочество правы. В нашем деле следует быть готовым ко всему — и даже к самому невероятному. — Старший Гагарин рывком поднялся и сложил руки на груди. — Впрочем, сейчас я едва ли могу даже предположить, что нужно делать теперь.
— Собирать Совет безопасности. Полагаю, ваше сиятельство займется этим? — Я повернулся к Морозову. — Пора напомнить старым дармоедам, для чего их собрали двадцать лет назад.
Глава 2
— Тише, милостивые судари. Бога ради — тише! — Елизавета чуть возвысила голос. — Поверить не могу, что передо мной сильнейшие Одаренные Империи. Я начинаю думать, что мой покойный дядя зря потратил на вас миллионы казенных рублей.
Ее высочество гневалась. И — чего уж там — имела на это все основания. Из двухсот с лишним официально назначенных членов Совета безопасности на срочное совещание явилась едва ли треть. И если у части отсутствующих имелась железобетонно-уважительная причина — вроде исполнения долга службы в городе в нескольких тысячах километрах от столицы или даже в другой стране — то местные князья, графы и генералы не приехали в Зимний…
Просто потому, что не приехали. Кто-то действительно не получил приказ по сугубо техническим причинам, однако наверняка нашлись и те, кто проигнорировал зов будущей императрицы вполне осознанно. Вести с юга весьма непрозрачно намекали, что их сиятельствам придется не только выполнить старые клятвы, но и, возможно, даже поучаствовать в боях лично.
А желающих бежать и драться с Матвеем Морозом — по понятным и весьма многочисленным причинам — не находилось.
Но дело, конечно же, было не только в этом. Со своего места по правую руку от Елизаветы я прекрасно обозревал все помещение, и видел не так уж и много знакомых лиц. Главы родов, когда-то назначенные мною лично, ушли на покой, уступив места в Совете наследникам. Кто-то состарился, кто-то просто выбрал доживать свой век в тишине и покое — подальше от политических дрязг. Вместо них появились другие — те, чьи фамилии я не смог даже вспомнить. Новые генеральские звезды взошли уже после моей смерти в две тысячи пятом, во время правления покойного брата.
И, зная его, ярких среди них было немного — его величество всегда предпочитал воинским талантам исполнительность и преданность.
В общем, Совет имперской безопасности изрядно… скис. Не то чтобы выродился полностью, но за пропущенные мною десять лет понемногу превратился в сборище маразматиков, параноиков, лентяев и тех, кто стремился к заветному креслу лишь для того, чтобы получить доступ к казенным средствам. Таких было не так уж много, но все же достаточно, чтобы разбавить и без того жиденькую от безделья кровь старой гвардии.
Но ничего. Мы их встряхнем — всех до единого.
Впрочем, пока Елизавета была права целиком и полностью, и заседание наделенных запредельными полномочиями Одаренных больше походило на сходку крикливых и бестолковых старух на рынка в Пятигорске. Их сиятельства, светлости и прочие превосходительства вели себя безобразно. Спорили, перебивая друг друга, дергались, как эпилептики, и, похоже, на самом деле даже и не пытались прийти хоть к какому-то согласию. Каждого куда больше интересовало, как бы высказаться погромче других — так, чтобы ее высочество непременно услышала.