— И достаточно, чтобы удержать его в течение нескольких минут, — продолжил Морозов. — Которых вполне хватит, чтобы отключить систему охлаждения и пустить все блоки вразнос. Не буду утруждать тебя лекциями по физике, но перегрев тепловыделяющих элементов реактора очень быстро становится необратимым. И что произойдет, если они перегреются, полагаю, объяснять не надо. — На лице Морозова мелькнула отчаянная улыбка. — Знаю, что ты не из тех, кто ведет переговоры с террористами, однако сегодня, пожалуй, придется сделать исключение.
— Он хочет взорвать станцию, — одними губами прошептал Корф. — Само по себе это не так страшно, но продукты распада… Господи, если их разнесет ветром…
Его благородие барон бормотал чуть ли не целую минуту, и я не понял и половины слов. Зато на его лице — бледном, с вытаращенными от ужаса глазами и потом, который уже вовсю струился по лбу — сумел прочитать краткое резюме.
Все плохо… Нет, даже не так — все очень, очень, ОЧЕНЬ, немыслимо плохо. Если Морозов не ограничится пустыми угрозами, столица и все вокруг нее на пару-тройку десятков километров уже через несколько часов превратится в весьма неуютное место.
— Я бы настоятельно порекомендовал воздержаться от любых силовых мер. Но слишком хорошо тебя знаю, — усмехнулся Морозов. — Ты непременно попробуешь выкинуть очередной фокус. И когда он не сработает, мы, наконец, сможем перейти к культурной беседе.
— Будет тебе фокус, старый хрыч, — тихо прорычал я сквозь зубы. — Такой, что в цирке не показывают.
— А мои требования, между тем, довольно скромные. — Морозов будто издевался надо мной, глядя прямо в чуть подрагивающую камеру. — И не представляют никакой угрозы интересам страны. И нисколько не угрожают ни будущему царствованию твоей драгоценной племянницы, ни даже тебе лично. В сущности, все, чего я… Чего мы хотим, — поправил себя Морозов, посмотрев куда-то в сторону — видимо, на своих соратников, — обеспечить себе спокойную старость и уберечь свои семьи от того, что ты способен устроить, прикрываясь волей Елизаветы.
Нелепый план… Точнее, безумный. Уже не «фол последней надежды», а то, что творят в глубоком отчаянии, когда всякая надежда уже давно мертва и похоронена. Я не мог даже представить, на какой исход рассчитывал Морозов, выдвигая ультиматум. — но уж точно не на тот, который я собирался ему устроить уже в самое ближайшее время. И если до того момента, как мне вручили планшет с посланием, у него еще был крохотный шанс на почетную ссылку с сохранением какой-никакой пенсии, то теперь не осталось и этого.
Захватив АЭС, старик сам подписал себе смертный приговор.
— Первое требование — сразу после коронации ее величество выпустит указ, в соответствии с которым власть императора будет существенно ограничена. Второе — нынешний состав Государственной думы будет немедленно распущен, а Совет имперской безопасности получит на постоянной основе особые полномочия — в частности, полное подчинение всех вооруженных сил Империи лично мне. — Морозов снова заговорил, как робот, явно зачитывая текст по памяти. — Третье требования — нашим семьям будет позволено в течение недели выехать за границу. За исключением тех, кто пожелает остаться в городах, которые с сегодняшнего дня переходят под юрисдикцию Совета. Иными словами, речь идет о создании автономных областей, на которые власть императора впредь не будет распространяться. И это наш четвертое и последнее требование, — уже почти шепотом проговорил Морозов. — Все это, разумеется, должно произойти в самое ближайшее время и без какой-либо огласки м обнародования материалов в прессе. Текст законопроекта, перечень областей и персон, которым следует предоставить свободный выезд из страны, ты найдешь в файлах на планшете.
Я ухмыльнулся. Чего-то подобного следовало ожидать — слишком уж гладко прошла коронация, и слишком тихо было в столице последние пару дней. Упрямый старикашка вполне мог воспользоваться паузой, чтобы по-тихому сбежать в Европу или куда-нибудь за Урал, однако предпочел огрызаться до последнего.
Месть — вот, пожалуй, и все, что его теперь интересовало. Время амбиций ушло, окончательно и бесповоротно.
— Прошу тебя, Володя, — вдруг снова заговорил Морозов.
Этой части послания в изначальном плане, скорее всего не было. Изменился даже тон, разом превратившись из грозно-требовательного в измученный, будто старик и сам уже давно понимал, что натворил и чем все непременно закончится — просто уже никак не мог повернуть назад.
Впрочем, как и я.
— Прошу тебя, — повторил Морозов. — Только не делай глупостей. Я и правда готов к переговорам. И даже пойти на уступки, если придется. Вместе мы еще можем остановить все это. Можем спасти сотни и тысячи жизней. Можем предотвратить…