— В течение десяти минут, сэр, — уважительно докладывал старшему инспектору сержант Тоббинс, — этим ножом были убиты две женщины. Применили его двое мужчин. И оба заявляют, что не имеют понятия, каким образом они это сделали.
Сержант улыбнулся, давая понять, что лично он ни за что бы ни поверил подобному заявлению.
Высокий, тощий инспектор хмыкнул и осторожно повертел нож в пальцах.
— Кажется, индийская работа. Шестнадцатый или семнадцатый век… Вы записываете, мисс Мэйп?
Стоявшая возле стола инспектора женщина средних лет кивнула:
— Да, инспектор, — и пару раз черкнула в блокноте.
— Нож вытерли, инспектор Фрэйн, — продолжил Тоббинс. — Отпечатков нет. Впрочем, оба они сознались.
— А как насчет камня? — постучал по рукояти инспектор. — Он настоящий?
— Это рубин, совершенно верно, — подтвердил коренастый сержант. — Правда, с большим дефектом. Точно посередине камня находится воздушный пузырек, формой напоминающий каплю крови… или, скорее, слезу, — кашлянув, поправился он.
Инспектор продолжал крутить предмет в руках. Мисс Мэйп терпеливо ожидала, держа наготове карандаш.
— В любом случае, это антикварная редкость, — заметил Фрэйн. — Я рад, что вы попросили меня взглянуть на него. Вероятно, один из наших «томми» привез его сюда после восстания сипаев. Сами знаете, мародерства после подавления мятежа было немало.
Секретарша торопливо писала в блокноте.
— Найден в сточной канаве, не так ли? — спросил инспектор. — Сразу видно, что он пролежал там немалое время. Кто из них нашел нож — Смитерс или Доуз?
— Смитерс, сэр. Довольно странный случай. Он чистил его, наверное, больше часа, перед тем как попробовать на барменше. Затем его хватает Доуз и через десять минут всаживает в горло жене. И на допросе оба они утверждают одно и то же.
— В самом деле? Что именно?
— Сэр, они сказали, будто испытали тепло и слабый зуд лишь от того, что просто держали нож в руке. И совершенно не поняли, почему впали в ярость… А в результате погибли две женщины!
— Кроме того, — позволил себе слабо улыбнуться Тоббинс, — они утверждают, что нож действовал как бы сам по себе, без их участия.
— Они это говорят? Боже всемогущий!
Высокий инспектор уставился на нож с обостренным интересом.
— Сержант, где именно проходит канава, в которой он был найден?
— По Дорсет-стрит, сэр. Возле пересечения с Коммершел-стрит.
— Дорсет-стрит? — резко переспросил Фрэйн; глаза его загорелись.
— Ей-богу, неужели…
Ни Тоббинс, ни мисс Мэйп не смели нарушить тишину. Через минуту инспектор положил нож на место — в коробку на столе сержанта.
— У меня прямо голова кругом пошла, — улыбнулся инспектор. — Этот нож… Вы знаете, что произошло на Дорсет-стрит давным-давно?
Сержант покачал головой.
— Пожалуй, я где-то об этом читал. Но не могу припомнить, где именно.
— Это дело — одна из самых толстых папок нашего архива. В ноябре 1888 года в Миллерс-корт рядом с Дорсет-стрит ножом была зверски убита женщина. Ее звали Мария Келли.
— Теперь припоминаю, — впившись взглядом в инспектора, выдохнул Тоббинс. — Джек Потрошитель?
— Верно. Предполагают, что это было его последним убийством. Последним из двенадцати. Все жертвы — женщины. Похоже, он испытывал к ним особую, жгучую ненависть. Вот я и представил себе убийцу, торопливо убегающего с места преступления с окровавленным ножом в руке. Я увидел, как он роняет его на бегу в открытый люк, и нож лежит там долгие годы… Просто голова кругом идет.
…Сержант проводил взглядом уходящего инспектора и обернулся.
— Из него получился бы неплохой сочинитель триллеров, — заметил он с претензией на остроумие. — А информации у него хватает!
Он взял нож, крепко сжал его в ладони и, подмигнув, принял угрожающую позу.
— Берегитесь, мисс Мэйп! Джек Потрошитель!
— Погодите, — усмехнулась та. — Можно взглянуть на него, сержант Тоббинс?
Ее пальцы коснулись его пальцев, и Тоббинс резко отдернул руку. От прикосновения мисс Мэйп лицо сержанта вспыхнуло. Его вдруг охватила необъяснимая ярость. Он пристально смотрел на простоватое лицо, и гнев постепенно уходил, вытесняемый приятным щекотанием в правой руке, идущем от кисти до предплечья.
Он быстро шагнул к ней и тут же услышал странное сладкоголосое пение, пронзительно звенящее вдалеке.
А может, это был крик женщины?..
Роберт Артур
Смерть — это сон
Теперь ты спишь, Дэвид.
— Да, сплю.
— Отдохни минутку, пока я поговорю с твоей женой.
— Хорошо, доктор.
— Сейчас ваш муж под легким гипнозом, миссис Карпентер. Мы можем разговаривать, не беспокоя его.
— Понимаю, доктор Мэнсон.
— Расскажите-ка мне о его ночных кошмарах. Они начались в первую ночь после вашей свадьбы?
— Да, неделю назад. Сразу после церемонии мы приехали сюда, в наш новый дом. Потом у нас был маленький свадебный ужин, и мы не ложились до полуночи. А на рассвете Дэвид разбудил меня — он кричал во сне. Я растолкала его, бледного и дрожащего, — он сказал, что ему приснился кошмар.
— Но не припомнил какие-либо подробности?
— Нет, ничего. Он принял секонал и снова заснул. Но на следующую ночь произошло то же самое, и через одну тоже. И так — каждую ночь.
— Возвратный кошмар, понимаю. Но вам не следует тревожиться. Я знаю Дэвида с детства и полагаю, мы без труда сможем избавить его от этого.
— О, я очень надеюсь!
— Наверное, Ричард снова пытается пробиться в его сознание.
— Ричард? Что за Ричард?
— Это второе «я» Дэвида, его вторая личность.
— Не поняла…
— Когда Дэвиду было двенадцать, он попал в автомобильную катастрофу. Вследствие сильного нервного шока началась особая форма шизофрении, при которой он как бы разделился на две личности. Одна из них — обычное «я» Дэвида. Другая — бесшабашная и несдержанная натура. Эту личность Дэвид назвал Ричардом. Он утверждал, что это его брат-близнец, живущий у него в голове.
— Как странно!
— Подобных случаев в медицине не счесть. Когда Дэвид уставал или огорчался, Ричард мог брать контроль над его поступками, например заставлял Дэвида ходить во сне или поджигать постельное белье. При этом Дэвид ничего не мог поделать, иногда он даже не помнил, что именно с ним происходило. И считал все это кошмарными снами.
— Какая жалость!
— Я занимался случаем Дэвида и полагал, что мы полностью вылечили его и убрали Ричарда навсегда. Но возможно, что… впрочем, я расспрошу Дэвида об этом возвращающемся сне. Пожалуй, подробности помогут разъяснить все, что нам нужно… Дэвид!
— Да, доктор?
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне о сне, который тебя беспокоит. Ты сможешь вспомнить его прямо сейчас?
— Этот сон? Да, да, я помню!
— Только не волнуйся. Будь совершенно спокоен и просто расскажи о нем.
— Хорошо, я уже спокоен. Вполне спокоен.
— Чудесно. Теперь расскажи мне о самом первом сне.
— В первый раз — это было ночью, когда мы с Энн поженились. Нет, нет — не то. Это было в предыдущую ночь.
— Ты уверен?
— Да, я целый день приводил в порядок свои адвокатские дела, чтобы взять несколько выходных. А вечером выехал сюда, в новый дом, убедиться, что все готово, потому что хотел, чтобы для Энн все было в лучшем виде. Когда я вернулся в город, в свою квартиру, было около одиннадцати. Я ужасно устал.
— Как это началось, Дэвид?
— Мне приснилось, будто зазвенел телефон. Он находится на столике, рядом с кроватью. Я сел на постели и ответил. В ту минуту я думал, что все это происходит на самом деле, я решил, что и впрямь отвечаю по телефону. Затем понял, что сплю.
— Почему ты это понял, Дэвид?
— Потому что со мной говорила Луиза, а я и во сне знал, что она умерла.
— Когда умерла Луиза, Дэвид?
— Год назад. Она ехала в горах, в западной Виргинии, хотела навестить родителей — и машина сошла с дороги. Луиза сгорела.
— И поэтому, услышав ее голос, ты догадался, что спишь.