И он повернулся, чтобы уйти, — безобидный маленький человечек, плохо приспособленный для выживания в этом злом мире.
К черту, подумал Холси, ну какой тут может быть вред? О'кей, это не очень соответствует правилам, но если Уинчел сможет хоть немного успокоить Гатро, то дело окажется стоящим: охранников просто тошнит от его нескончаемых стенаний. И вообще, если он, Холси, не в состоянии сам принимать какие-то решения, то к чему было назначать его начальником тюрьмы?
— Погодите минутку! — позвал Холси. — Вы не от епископа Кошрейна?
Шенди обернулся:
— Да, да. Вы его знаете?
— Мы вместе ходили в школу. Дайте-ка взглянул, на письмо.
— Оно лишь удостоверяет мою личность.
Шенди подал начальнику письмо. Страха он не испытывал: бланк был украден из архива, а подпись епископа Кошрейна была наилучшей, какую только можно было приобрести за деньги.
— Как он поживает? Давно я его не видел.
— Прекрасно. Правда, его несколько беспокоит больное колено. Он сейчас в больнице.
И Шенди усмехнулся про тебя. Это сообщение не только помешает Холси позвонить епископу, но, как ни странно, оно является чистой правдой.
— Ну да, колено — это из-за футбола в колледже, — пояснил Холси и пристально оглядел пастора.
— Послушайте, преподобный Уинчел, — произнес он после паузы. — Я попал в неприятное положение: Ник Гатро закатывает ужасные концерты по поводу того, что, дескать, ему — и вдруг придется умереть. Может, вы поможете ему взять себя в руки? Конечно, придется вас обыскать, чтобы в камеру не попало что-либо, содействующее побегу. Лично мне вы кажетесь вполне порядочным человеком — полагаю, что можно немного нарушить правила и сделать одолжение старику Кошрейну.
Через пятнадцать минут Шенди сидел в камере Ника Гатро и пытался пригладить волосы пальцами. Его расческа была изъята и находилась на хранении в комнате начальника тюрьмы.
— Я уже решил, что охрана собирается отобрать у меня печень до той поры, пока я не возвращусь из камеры, — заметил он, потряхивая гривой.
Ник Гатро, сидевший на койке, охватив голову руками, взглянул на пастора исподлобья:
— Что-то не похож ты на тех «пташек поднебесных», что я слышал раньше, — сказал он.
Шенди поднялся с табурета и подошел к забранной прутьями двери. Охранник в конце коридора занимался раскуриванием сигареты.
— Зови меня Шенди, — произнес посетитель. — И здесь я не для того, чтобы молиться за тебя. Я пришел, чтобы вытащить тебя отсюда.
Ник раскрыл рот, и Шенди закрыл его ладонью, заглушая возглас.
— Оставь эмоции и наблюдай за охранником: если подойдет близко, то притворись, будто мы разговариваем о твоей семье.
Ник кивнул, и Шенди убрал ладонь.
— Твоя семья не очень-то сейчас о тебе думает, — продолжал Шенди. — Но они не собираются дать тебе умереть.
— Если можно сбежать, то давайте действовать, — прошептал Ник. — Я хочу убраться отсюда.
— И поэтому намерен выйти со мной через главный вход, да? Брось шутки. Побег состоится в тот день, когда они предполагают тебя повесить.
— К чему ты клонишь, Шенди?
— Молчи и слушай — повторяться я не собираюсь. Ты должен будешь повиснуть в пятницу, в полночь. И вот что произойдет: около одиннадцати вечера за тобой зайдут начальник тюрьмы, священник и пара охранников. Священник выслушает твои последние желания — например, насчет писем, которые ты хотел бы поручить ему написать, и прочее… Затем он начнет молиться о твоей душе. На тебя наденут «упряжь»: в ней имеются кожаные манжеты, которые плотно прижмут твои руки к телу, чтобы ты не смог схватиться ими за веревку, когда будешь падать. Закончив с этим, тебя отведут на первый этаж и посадят в машину, которая отвезет тебя через двор, в здание напротив, где состоится казнь. Когда она въедет внутрь, ворота закроются, и ты выйдешь из машины.
В глазах Ника Гатро отражался ужас, но Шенди не обращал на это внимания.
— Когда ты выйдешь из машины, эшафот будет стоять перед тобой: это платформа футов восьми высотой с поперечной балкой наверху. Борта платформ покрыты черной материей. Запомни, это очень важно. По правую сторону будут стулья. На них разместятся официальные свидетели, тюремный доктор и те из репортеров, кто получит разрешение. По бокам встанут около десяти охранников. Палач приготовится приладить петлю и включить пружину люка.
— Весь этот разговор о казни действует мне на нервы, — прошептал Ник. — Возможность убежать, говоришь? Как же я выберусь оттуда, когда смотрит столько народу?
— Я к этому подойду. Начальник тюрьмы прочтет приговор, тебя подведут к эшафоту и поставят на люк. Палач наденет тебе на голову черный капюшон. Это и в самом деле устрашающий момент, но тебе придется держать себя в руках. Затем палач приладит петлю и будет ждать сигнала начальника. Получив его, он нажмет рычаг, и люк под тобой провалится.
— И я мертв, — захныкал Ник. — Замечательный побег! Убирайся отсюда! Я не желаю слушать такие разговоры.
— Мне жаль, что это подействовало тебе на нервы, — бесстрастно сказал Шенди. — Но это факт: в день казни тебе придется постоять на дверце люка с петлей на шее. Затем придется падать вниз, ты должен к этому подготовиться. Но умереть тебе не придется.
Ник уставился на Шенди, как на безумца.
— Не придется умереть, — медленно повторил он. — Что же этому помешает?
— Восемнадцать дюймов, мой мальчик, — с усмешкой ответил Шенди. — Восемнадцать дюймов.
— К черту, Шенди, брось эти загадки. На что ты намекаешь, хотел бы я знать?
— Повешение — весьма научный процесс. Знаешь ли ты об этом, Ник? Длина веревки определяется при помощи математики согласно росту, весу и физическому состоянию приговоренного. К примеру, взгляни на себя: ты довольно высокий, но тощий и легкий. С другой стороны — у тебя неплохие мускулы, особенно шейные и грудные. Да, Ник, тебе потребуется «длинное падение». Фактически, если все делать как следует, а так и будет сделано, — ноги твои не достанут до пола не более шести дюймов при полном натяжении веревки.
— Шесть дюймов, — простонал Ник, — с таким же успехом это может быть целая миля.
— Нет, шесть дюймов — это важно. Посуди, мой мальчик, каков будет результат, если веревка провиснет на восемнадцать лишних дюймов?
— Ну… — Ник на минуту задумался, — мои ноги коснутся пола раньше, чем веревка натянется достаточно плотно, чтобы сломать мне шею.
— Точно.
— Но единственный, кто сможет это сделать, — сам палач, а…
Ник замолчал и посмотрел на широко улыбающегося Шенди.
— Ты начинаешь усекать всю схему, не так ли? Палач — ветеран своего дела, один из немногих в стране, кто знает работу по-настоящему. На твое счастье, его можно купить. Он мечтает приобрести себе местечко на берегу Карибского моря, чтобы прожить там оставшиеся годы, а твоя мать намерена купить ему это местечко сразу после казни. Он обошелся дешево — доктор оказался дороже…
— Тюремный доктор?
Шенди кивнул:
— Здесь понадобился более осторожный подход — этика и все такое прочее. Но мы обнаружили, что когда-то он работал в больнице на восточном побережье и был уволен при странных обстоятельствах. Угроза разоблачения плюс обещание финансировать ему клинику — вот что привело, наконец, его в наш лагерь. Твое семейство в состоянии было купить этих двоих — вот почему ты не умрешь в пятницу…
Шенди вздохнул.
— Теперь возвратимся к тому моменту, где ты меня прервал, Ник. Люк откроется, и ты провалишься вниз. Вытяни ноги насколько сможешь. Помни — в запасе только восемнадцать дюймов лишней веревки. Это все, на что согласился палач, чтобы не вызвать подозрений. Думаю, когда ты коснешься ступнями пола, тебе следует упасть на бок. Возможно, петлей тебе несколько перехватит дыхание, пока не восстановишь равновесие. На шее останутся веревочные следы, но лишь на пару недель, и шея не будет сломана. В любом случае, тебе необходимо приложить к веревке достаточный вес: если она натянется, то свидетели поверят, что на конце — мертвое тело.
— Но свидетели не заметят, что я жив?