— Там, где летом снежные ложбины, там зимой жди обвалов. Аэрофотосъемка нам все покажет, — говорил Летягин.
— А сколько на склонах выпадет снега зимой! — откликнулся Бимбиреков.
— Зачем зимой — уже в октябре.
— Поберегись! — крикнул впереди Огуренков.
И вся цепочка проследила за тем, как скакал и прыгал где-то сорвавшийся осколок.
А Чалый Камень уже рядом. Он сияет под солнцем. Влево от него тянется огромный снеговой карниз, нависший над кручей.
Все остановились: к Чалому Камню отсюда в лоб не подойти.
— Оттуда лавина и пошла, — говорил Летягин. — Видите, снежный карниз. Ветер всегда из-за гребня, вот и наносит снегу. И когда такой карниз обрывается от собственной тяжести… А ведь тут дело проще, чем я думал! Взорвем Чалый Камень и завалим эту отдушину.
— Легко сказать. Сам еле добрел. — Бимбиреков мрачно посмотрел на Летягина. — А как поднять буровые станки, компрессор, взрывчатку?
— Найдем посадочную площадку — и вертолетом! Двадцатый век, дорогой Бимбирек! — И он рассмеялся нечаянной рифме.
Наступил вечер. В свете закатного солнца снеговые вершины Джуры, багрово-красные, были словно раскалены в горниле летнего дня.
Летягин и Бимбиреков спускались вдвоем. По талому снегу вышли к ручью. Бешеная вода в белой пене хлестала выше сапог. Летягин остановился среди ручья, зачерпнул флягой и пил, запрокинув седую голову. Проводив взглядом низко над ними пролетавший вертолет, он смеялся, небритый, усталый, махнул рукой.
— А еще поработаем, Бимбирек, а?
— Практически… безусловно.
Они шли по краю крутого «снежника».
— Это и есть путь схода лавины. А вот, видишь, горная козочка пробежала, — говорил Летягин, показывая на след копыт. — Она знает, что такое лавина: обойдет, зря не ступит. Умна… Да. И жизнь любит.
12
В ущелье укладывали рельсы. Подъемный кран опускал готовые блоки пути. Свистел паровоз.
Холмы были исцарапаны зубьями ковшей. А вот и экскаваторы, они полными ковшами забирали в ручье мокрую гальку.
Взрывники бурили и сбрасывали с круч ненадежные обломки скалы.
И вдоль всего этого фронта работ двигались ЗИЛ и вездеходы с брезентовым верхом.
Паромная переправа, как в стародавние времена, соединяла два берега: правый, в скалистых косогорах, и левый, в песчаных дюнах, поросших сосновым бором.
ЗИЛ въехал на паром. За ним — два вездехода. Инженеры вышли из машин. Паром пересекал реку. Пассажиры тянули трос на роликах, провисший над рекой, и особенно выделялась могучая фигура Калинушкина.
(Со своими инженерами дядя Рика привычно властен и нетерпелив. Он любит шутку и фамильярен. И если чего не хочет слышать — все знают: не слышит.)
Он спорил со Спиридоновым — тот один по праву больного, с перевязанным горлом, не помогал переправе. Сильными руками Калинушкин охотно тянул над головой трос, как бы физически подавляя Спиридонова.
Медленно наплывал левый берег с его изумительным, как утверждали в лесхозе, реликтовым сосновым бором.
— Я вам покажу, и вы не станете спорить, — говорил Калинушкин. — Мы оставим Ивану Егорычу его снежный завал, а сами поведем трассу за реку. Вот она где пойдет…
— А как же автор проекта? — стойко возражал Спиридонов.
— То, что я предлагаю, это его вариант, вот ей-богу!
— Прошлогодний.
— Но ведь на чертежах подпись министра!
— Изыскатели нашли, что по косогору вести короче, дешевле.
— Вот и затоварились! Белым снегом.
— Летягин ищет, как сделать движение поездов безопасным. Сейчас все решается на Чалом Камне.
— Там еще начать да кончить.
— А этот сосновый бор? — не сдавался Спиридонов. — Вы видите: вековые деревья. Они погибнут.
Наплывал берег, сосновые кроны приблизились и вдруг как бы замерли в ожидании приговора. Спиридонов, не глядя на берег, упрямо продолжал безнадежный спор.
— Замысел Летягина понятен: спасти от нас этот бор.
— Жизнь поправляет самые лучшие замыслы, — не задумываясь, ответил Калинушкин.
— А вы хотите дать кругаля в семь километров.
— Вот ведь… интер-тре-пация! А сроки, сроки? Уйдем под снег! — И каждый раз могучим рывком тянул над головой трос.
— Вся полнота ответственности, Кирилл Кириллович, ляжет на вас. И я, как ваш заместитель, должен предупредить вас… — сказал Спиридонов.
— Знаете, я все-таки получаю на пять целковых больше своего заместителя, — с грубой ухмылкой возразил Калинушкин. — Это как раз за полноту ответственности!..