Это, наконец, случилось.
Случилось однажды и летом, в приятный погожий день.
Маленькую сиреневую зажигалку по имени Эмилия Крикет вынули из кармана и положили на скамейку. Скамейка стояла у проволочного ограждения теннисного корта, её широкие доски были покрыты матовой голубовато-серой краской. Краска легла неровно, поверх старой облупившейся, и поверхность в некоторых местах напоминала лунный грунт.
Было солнечно, но тень падала на Эмилию.
Она посмотрела вверх.
На фоне синего безоблачного неба она увидела тёмный вороний профиль своего Хозяина. Хозяин сидел, ссутулившись и опершись локтями о колени, он наблюдал за игрой Хозяйки. Хозяйка была молода, чуть ли не вдвое моложе Хозяина; каждое движение доставляло ей радость, и чем сложнее было движение, тем больше радовалась Хозяйка. Она даже по-щенячьи повизгивала от избытка чувств.
А Хозяин был неспортивен. Он поздно ложился, поздно вставал, добавлял в еду устрашающее количество соли и перца и очень много курил – особенно когда работал.
Вообще-то, он пользовался зажигалкой Зиппо – солидным увесистым Максимилианом Зиппо, а Эмилия досталась ему от Бывшей.
У Бывшей тоже был вороний профиль, только более изящный. Её длинные чёрные волосы, разобранные посередине на пробор, напоминали крылья. Такие же долгие, привольно ниспадающие крылья были у Жар-птицы, тонко прорисованной на крышке лаковой шкатулки, в которой хранились запонки и булавки для галстука. Хозяин всегда так касался этих волос, что Эмилия сама начинала осязать их притягательную мягкость:
сначала его пальцы бережно скользили по поверхности, затем постепенно принимались перебирать тёмные нити, зарываться в них, нырять вглубь, в сумерки, в тёмные воды, и там, под покровом темноты, пальцы блуждали в различных направлениях, но неизменно опускались всё ниже и ниже. Лицо у Хозяина делалось в такие минуты растерянным, как у человека, который забыл, где находится.
Бывшая так же много курила, соль и перец сыпались у неё снегопадом, но Хозяйкой она так и не стала. В ночь расставания она бросила Эмилию на кухонном столе. Она ушла, а маленькая сиреневая зажигалка так и осталась лежать рядом с переполненной пепельницей и початой бутылкой терпкого португальского вина.
Хозяин почему-то не стал выбрасывать Эмилию. Он положил её на ладонь, легонько подбросил несколько раз в задумчивости, а потом отнёс в кабинет и положил в верхний ящик письменного стола. Там Эмилия и пребывала до сегодняшнего утра, пока не выяснилось, что в фирменной чёрной канистрочке закончился бензин, а возобновить запас Хозяин позабыл.
Оскорблённый Максимилиан Зиппо немедленно сказался больным.
Хозяин покрутил колёсико, пощёлкал крышкой, разыскал среди бумаг Эмилию и сунул её в карман.
От четы Паркеров-Пенов, своих соседей по заточению, Эмилия знала, что вещи теряют душу, когда становятся ненужными. Она могла исчезнуть давным-давно, в ту зимнюю ночь, когда Бывшая оставила зажигалку на столе, но Хозяин определил ей место среди нужного, и Эмилия осталась. Тогда же Паркеры-Пены разъяснили Эмилии, что пока она скучно и недвижимо обитает в фанерном мирке, ей ничто не угрожает. Ну, разве что сойти с ума от безделья. Но как только Эмилия понадобится Хозяину, жизнь начнёт стремительно укорачиваться.
Пластику – пластиково, сказали Паркеры-Пены, чьи корпуса были созданы из ювелирной латуни, а перья из золотого сплава. Они не были жестоки, Эмилия им даже нравилась. Они даже простили ей этот вульгарный фиолетовый глянец. Просто Паркеры-Пены хотели, чтобы девочка была готова, когда пробьёт роковой час. Потому что роковой час – чемпион, бьёт всегда и всех.
Эмилия радовалась, что это случилось летом.
Зима ей тоже была симпатична, но она её уже видела.
Хозяин протянул руку к Эмилии, зажёг очередную сигарету и опустил зажигалку на прежнее место. Сизый дымок устремился вверх, под небеса, тая вместе со временем, отпущенным Эмили. Сил у неё оставалось на пару сигарет.
Эмилия с любопытством огляделась по сторонам, и стороны ей понравились. В одну секунду она насладилась всем. Лето наполняли щелчки и посвисты пернатых, липы и клёны шелестели молодой листвой, летали по воздуху ловкие теннисные ракетки, мелькали загорелые руки-ноги, взметались вверх короткие белые юбочки. На границе корта у проволочной сетки цвели мелкие, но яркие цветы, над цветами жужжали пчёлы и порхали бабочки.
А потом она увидела Джека Данлопа.
Он был восхитительно кругл, его жёсткий брутальный войлок светился тёплым солнечным светом.
Джек был теннисным мячом, и он прыгал.
Эмилия владела только одним способом передвижения - изящно расположившись на боку она могла стремительно и коротко скользнуть по гладкой поверхности барной стойки. А прыжки Джека создавали впечатление самостоятельного движения, будто бы он скакал на диком мустанге... и это было весело и немного отчаянно.