Эмилия поблагодарила судьбу и поспешила влюбиться.
Когда Джек, ударившись о сетку, закатился под скамейку, на которой юная Крикет возлежала в несколько небрежной - наискосок - позе, зажигалка немедленно произнесла восхищённые слова признания в щель между досками сидения.
Увы, как это часто бывает, несмотря на видимую благоприятственность события, глубинный смысл происходящего имел противоположный вектор.
Да, Джек намеренно закатился именно под эту скамейку, но вовсе не ради глянцевого сиреневого блеска стройных боков.
Дело в том, что под скамейкой с самого начала лета лежала пустая раковина Улитки, и её плавная спираль совершенно зачаровала Джека. С одной стороны раковина тоже была кругла и это позволяло Джеку надеяться на родство душ, с другой стороны, этот круг был так пикантно извращён, что только при одной попытке вообразить, что может скрываться за этим сумасшедшим водоворотом, бедные теннисные мозги, глупо улыбаясь, уплывали в неизвестном направлении.
Поэтому Джек Данлоп, услышав нежный голос, решил, что это Улитка наконец заметила его достоинства, что она подбадривает и поощряет его к решительным действиям. Но напрасны были игривые прикосновения к зелёно-бурой шершавой спирали, напрасны были катания вокруг и даже попытки подпрыгнуть с риском привлечь к себе нежелательное внимание со стороны. Ведь все водовороты и завихрения были снаружи, а внутри раковина Улитки была безнадёжно пуста. Её душа умерла, была расклёвана воробьями, смыта прошлогодними дождями.
Было абсолютно ясно, что встреча Улитки с роковым часом состоялась.
Ещё было абсолютно ясно, что Джеку Данлопу сейчас не до Эмилии Крикет.
Эмилия решила, что, пожалуй, можно начинать страдать – от всей души, не сдерживаясь. Она раньше никогда не испытывала любовных мук, и теперь ей не терпелось узнать каково это.
Джек затих в скорбном недоумении.
Эмилия хотела объяснить ему, что всё просто. Должно быть, тот, кто является хозяином всех живых тварей, решил, что Улитка ему больше не нужна – и Улитка исчезла. Но потом прислушалась к своему ноющему сердцу и поняла, что грусть – это тоже очень интересное чувство. Наверное, Джеку будет интереснее жить с печальной загадкой, чем вообще без ничего, подумала Эмилия и не стала ничего говорить.
В это время подошла Хозяйка, которая закончила игру (выиграла!) и собирала разлетевшиеся мячи. Её взгляд упал на сиреневую зажигалку.
- Где твой Зиппо? – спросила она ровным голосом, так не вязавшимся с её разгорячённым румяным лицом, на котором всё ещё светилась победа.
Голой атласной рукой она убрала белокурые завитки от мокрого лба.
- Бензин закончился, - хмуро ответил Хозяин. – По дороге куплю.
- А это чья?
- Забыл кто-то. Не помню кто.
Хозяйка взяла зажигалку. Её ноздри шевелились, будто чувствовали запах врага. Она почиркала колёсиком. Огонёк был слабенький, а потом его и вовсе не стало.
- Вот всё и закончилось, - холодно произнесла Хозяйка и аккуратно вернула зажигалку на скамейку. – Пойдём.
Она достала Джека, положила его в банку к остальным мячам, сунула ракетку в чехол и направилась к выходу.
Хозяин встал.
Эмилия вдруг отчётливо поняла, что сейчас её закинут в кусты. Картинка была такая ясная, что Эмилия даже не сомневалась в её правдивости. Ну и пусть, думала Эмилия. Зато она многое успела.
Хозяин не стал никуда её бросать. Он просто оставил Эмилию на скамейке.
А когда дошёл до калитки, вернулся, забрал и снова положил в карман.
Дома он переложил Эмилию в ящик стола.
Паркеры-Пены обрадовались возвращению.
Эмилия не знала, рассказывать ли им про Джека. С одной стороны, очень хотелось перевести всё из мыслей в произнесённые слова. С другой стороны, можно было сохранить Джека только для себя и владеть воспоминаниями о нём единолично.
Тут надо было подумать.
Вечером, пока Хозяина не было дома, в кабинет зашла Хозяйка, открыла письменный стол и долго смотрела на маленькую сиреневую зажигалку.
- Ненавижу! – сказала она под конец и захлопнула ящик.
Эмилия не обиделась. Она поняла, что это было сказано не про неё.
Ещё позже, уже после полуночи, пришёл Хозяин. Он сел за стол, вынул зажигалку из ящика и положил перед собой. Эмилия лежала и видела, как медленно и неотвратимо давно забытое выражение неведомости проступает на сухом и обычно собранном лице. Он налил из хрустального графина рюмку коньяка, выпил её и сразу же налил следующую. Потом взял мобильный и по памяти набрал номер.
- Привет, - сказал Хозяин каким-то не своим, чужим голосом. Он и сам это понял, потому что откашлялся и спросил: - Узнала?