В тот день, когда Сара увидела, как они целуются во фруктовом саду, Молли уже была беременна, но об этом никто не знал. Конечно же, увиденного Саре вполне хватило; ей стало дурно, она побежала домой и незамедлительно рассказала все отцу. Она думала, что лицезрела инцест: бесстыдный инцест, посреди бела дня. Лежа полунагими под деревьями, Фрэнсис и Молли никак не могли знать, что их видели и что это была их последняя встреча. Воистину, нельзя предсказать, что случится в жизни в ближайшие пять минут. Может, отец Сары и велел бы дочери не дурить (он был одним из немногих, кто знал о происхождении Фрэнсиса, поскольку лечил его, когда тот был ребенком), не будь он столь же удручен торговыми практиками Янгов, как и все остальные в деревне. Поэтому, хоть он и знал тайну Фрэнсиса и был другом семьи, он пошел к Янгам жаловаться на то, что видела Сара. А Сара вдобавок выдумала, будто Фрэнсис делал ей гнусные предложения. Неужто его злодейству нет пределов? Мало того что он миловался с собственной сестрой — он к тому же пытался соблазнить дочку врача. Это уж слишком. В 1618 году за такое поведение карали жестоко, и Фрэнсису Стивенсону, едва он услышал, что происходит, оставалось только бежать. У него не было ни малейшего желания стать жертвой сельского самосуда. Мэри опечалил его отъезд; бедная Молли была просто убита. Пока Томас Янг и врач сидели в гостиной, обсуждая то, что увидела Сара, женщины помог ли Фрэнсису подготовиться к побегу. Было ясно, что его скоро схватят и обвинят. Мэри собрала кое-какую одежду, немного хлеба, сыра и пару бутылок сидра; Молли просто ревела в три ручья. Возможно, она уже знала, что носит его ребенка. Запихав в котомку его вещи и кошелек с монетами, Мэри велела Фрэнсису взять одну из лошадей и во весь опор гнать из округа. Он повиновался.
Обернувшись на крыльце, он крикнул Молли:
— Я вернусь за тобой, сестра!
— Я буду ждать, брат, — откликнулась она.
Это не был инцест, а если бы и был, они бы все равно ни о чем не жалели.
Плимут оказался серым, как лицо мертвеца. Влажный от ночного тумана, он источал запах гнили. Рыбья чешуя, пот, кровь и копоть смешались на грязных улицах. Все было покрыто соленой коркой. Облизывая губы. Фрэнсис ощущал вкус соли. Казалось, соль была даже у него в глазах, отчего их жгло. Доки были шумными, опасными, мерзкими. Но по крайней мере он теперь в целости и сохранности; здесь, вдали от деревни, ему никто не грозил самосудом. Но отчего-то ему было не по себе. Здесь все обесцвечено; везде тесно. Как будто Фрэнсиса втиснули в море.
Рядом с доками располагался один постоялый двор, где Фрэнсис теоретически мог позволить себе остановиться на неделю, подыскивая тем временем работу на каком-нибудь судне. Тот, кто был готов к риску и тяжелому труду, мог прилично заработать в морях. За несколько лет можно было подняться до капитана или хотя бы его помощника — если вам не суждено утонуть или встретить смерть еще каким-нибудь неприятным образом. Однако теперь возможность смерти не пугала Фрэнсиса. Он скорбел по своей потерянной любви и не особенно волновался о том, что с ним может случиться. Он тосковал по дому и приемной семье, но знал, что эта часть его жизни закончена. Долгосрочный план — если планы вообще стоило строить, — конечно же, заключался в том, чтобы вернуться к Молли богачом, возможно, изменив внешность. Но как разбогатеть? Много позже один мудрец скажет, что отправиться в море — все равно что сесть в тюрьму, обзаведясь вдобавок возможностью утонуть. Но Фрэнсис думал, что море принесет ему свободу. Он ощущал ее запах в этом отравленном воздухе. Он принял решение: море станет его жизнью.
За две ночи на постоялом дворе Фрэнсис кое-что узнал о том, что может ждать его в плавании, и наслушался местных баек о судьбах искателей приключений. Плимутцы до сих пор оживленно обсуждали истории о сэре Уолтере Рэли,[56] которого недавно схватили здесь и обезглавили в Лондоне по обвинению в государственной измене и пиратстве. Фрэнсиса буквально заворожила история Рэли — солдата, который стал моряком, потом — придворным и, наконец, вновь вернулся на море. Фрэнсис Стивенсон был слишком юн и не мог помнить правления Елизаветы,[57] но, судя по всему, этот Рэли ходил у нее в фаворитах. Сменивший ее король Яков I, однако, был настроен иначе и по довольно туманному обвинению в измене на тринадцать лет заточил Рэли в лондонский Тауэр. В заключении Рэли написал свою «Историю мира», которую Фрэнсис, несомненно, впоследствии прочел. В конце концов Яков освободил Рэли при условии, что тот немедленно отправится охотиться за сокровищами для своего короля. В Плимуте до сих пор толклись моряки, ходившие в это злополучное последнее плавание; они рассказывали о золотом руднике на реке Ориноко, который Рэли должен был отыскать. Вместо этого он со своими людьми захватил испанский форт Святого Фомы; убийства и грабеж принесли им лишь два жалких слитка золота. Потрясенный и униженный, Рэли вернулся в Плимут, где его тут же схватили, увезли в Лондон и быстренько обезглавили; по преданию, его последние слова были такими: «У этого лекарства острый вкус, зато оно исцелит все недуги». Оказалось, что Яков I вдруг решил налаживать отношения с испанцами, хотя Рэли об этом, кажется, никто не сказал. Фрэнсис Стивенсон жадно выслушивал эти истории, с которых началось его пожизненное увлечение рассказами о приключениях, пиратстве и жизни в открытом море. Конечно, он и сам собирался прожить такую захватывающую жизнь. Но прежде чем она могла по-настоящему начаться, ему еще требовалось найти свою первую работу.