Выбрать главу

Между тем Галула стояла около плетня из терновника, ограждавшего со всех сторон лагерь, и глядела, не отрываясь, по направлению деревни, с тревогой думая о своем Томе. Как мог Белая Борода быть таким бессердечным? Дорогой он попадает на поединок между каким-то вакуссом и леопардом, убивает дикого зверя, приводит в лагерь раненого и пускает в дело всякие чары, чтобы вылечить его раны. Какое ему дело до чужого негра? Или он забыл уже своих балубов, которые пришли с ним издалека и так верно ему всегда служили? Ведь трое балубов были в той деревне, перед которой так зловеще горели огни, не предвещая ничего хорошего!

Неужели он забыл Тома? Своего смелого, доброго Тома, который не покидал его с самого моря духов, всегда готов был жизнь отдать за своего господина и бесчисленное число раз превозносил его перед всеми неграми, восхваляя его доброту и храбрость? Добрый, благородный Том был в этой ужасной деревне, откуда снова раздавался зловещий бой барабанов!

Галула обернулась назад, чтобы посмотреть, не кончил ли, наконец, Белая Борода свои заклинания над раненым и не встанет ли он теперь, чтобы схватить ружье и снова спуститься в долину на помощь к своему верному другу. Но он и не думал, очевидно, об этом. Бессердечный человек! Вот он разговаривает теперь с раненым, который снова пришел в чувство. Галула не слышит вопросов и ответов, не видит выражения удивления и спокойствия, которые быстро сменяются на лице Белой Бороды, и потому несправедливо сердится на него за то, что он не заботится о Томе. Белая Борода как раз думает о нем в эту минуту и расспрашивает негра, чтобы узнать, не подвергается ли Том опасности в деревне..

— Почему вы зажигаете огни перед деревней? — спрашивает он раненого.

— Чтобы пугать леопардов! — устало отвечает негр.

— Зачем у вас по деревням бьют барабаны?

— Тоже из-за леопардов!

Белая Борода недоверчиво качает головой, думая, что слышит лихорадочный бред больного. Но вдруг около них раздается шорох в траве, затем раздаются тяжелые шаги, и к нему протискивается Малукко. Что ему нужно от него в это позднее время?

— Теперь совсем не время лакомиться солью, Малукко!

Но вол дрожит всем телом, раздувает свои ноздри и возбужденно бьет ногой землю, как бы предупреждая об опасности. Недаром Белая Борода и Малукко так хорошо понимают друг друга: теперь для первого не подлежит никакому сомнению, что поблизости скрывается какой-нибудь дикий зверь, по всей вероятности, леопард. Может быть, раненый и действительно говорил правду.

— Разве здесь так много леопардов? — спрашивает он.

— Очень много.

— Почему же тогда ты отправился из дому один?

— Любопытство заставило меня забыть об опасности, — отвечал негр дрожащим голосом.

Белая Борода знал теперь, что раненый был прав и что Тому не угрожает в деревне вакуссов никакой опасности. Должно быть, он просто переночует там, так как жители ее, наверное, предупредили его о том, что может ожидать его в случае неосторожности.

Том и действительно остался бы ночевать в деревне, если бы только не слышал выстрелов. Но последние не давали ему покоя, так как он также подумал, что это означает нападение на лагерь. Он собрался в путь и теперь приближался уже со своими спутниками к лагерю. Том и трое балубов шли с факелами в руках, а провожавший их вакусс со всей силой бил в барабан. Такой свет и шум должен был, очевидно, испугать леопардов. Наконец, они благополучно добрались до лагеря, и Галула имела удовольствие увидеть своего Тома целым и невредимым. Он принес с собой немного съестных припасов, а на другой день, по его словам, вакуссы должны были доставить еще. Но зато он мог рассказать массу страшных историй про леопардов, которые после наводнения прямо заполнили эту местность и не дают житья человеку, угрожая ему не только ночью, но и днем. По ночам они подкрадываются к деревням и похищают себе добычу. Поодиночке люди не решаются ходить даже днем, а ночью бьют в барабаны, чтобы держать хищников на почтительном расстоянии от жилья. Благодаря этой постоянной тревоге вакуссам приходится вести самое жалкое существование.

На следующее утро действительно явились женщины с обещанными съестными припасами, а также вождь вакуссов в сопровождении нескольких воинов, чтобы получить приготовленные для него Белой Бородой подарки. Как же велико было его удивление, когда он узнал в раненом негре своего родного сына и услышал от него самого рассказ о его чудесном спасении! Содранная кожа леопарда висела на плетне и подтверждала истину его слов. Тогда Белая Борода еще более поднялся во мнении дикарей: они увидели, что этот удивительный человек умел не только приручать диких буйволов, но и шутя, без всякого труда, по-видимому, поражать насмерть страшных леопардов; кроме того, он был еще и великим чародеем, о чем сын таинственным шепотом сообщил отцу. Ничего не было удивительного поэтому в том, что теперь вакуссы не хотели отпускать от себя Белую Бороду. Ему предлагалось выбрать для жилья лучшие хижины в деревне и оставаться у них навсегда, чтобы уничтожить леопардов, поражать своими волшебными заклинаниями всех врагов вождя и таким образом осчастливить страну. Но как накануне никакие угрозы не могли помешать белому человеку пройти через землю вакуссов, так не помогли теперь и все их просьбы, и он в тот же день отправился со своим караваном дальше.

Глава III

Военное знамя Сагорро

Давно уже голубой флаг с золотой звездой скрылся в дремучих лесах на противоположном берегу реки Моари, когда к деревне вакуссов приблизился новый караван. В нем были, как и во всяком караване, солдаты и носильщики. Солдаты были головорезы и смельчаки, и во главе их стоял знакомый уже нам Абед; в роли же носильщиков фигурировали, главным образом, рабы, и большая часть их была закована по несколько человек вместе в тяжелые железные цепи. Вождь у этого отряда также был. Он ехал верхом на сильном осле, был еще молод и имел представительную наружность: черная борода красиво оттеняла желтоватый цвет лица, а тюрбан на голове выделял высокий и красивый лоб. Во всей фигуре его проглядывало что-то смелое и рыцарское.

У каравана было свое знамя. Судя по молодости вождя, это знамя с красным полумесяцем не могло быть старым, и в то же время оно, очевидно, участвовало уже во многих крупных сражениях, так как белое поле его было испещрено массой красных арабских букв, кратко сообщавших о блестящих победах, одержанных под этим военным знаменем.

Ненавистное кровавое знамя! Хорошо еще, что ты так сильно развеваешься от ветра, что нельзя прочесть и сосчитать, сколько деревень было сожжено этим вождем Сагорро, какую массу негров он убил, скольких обратил в рабство! Хорошо еще, что мы не знаем суммы всех его ужасных злодеяний, так как, быть может, мы питали бы к нему еще большую ненависть, чем какую он заслуживает благодаря своей молодости.

Местные жители встретили Сагорро не угрозами, как Белую Бороду, а изъявлениями самой искренней радости. И в этом не было ничего удивительного, так как разведчики, бывшие в лесу, принесли известие, что опять идет к ним белый человек с большим караваном и что по виду он еще гораздо могущественнее, чем первый, потому что ведет с собой много невольников, которых у того не было. Тогда вождь послал к Сагорро своих гонцов, чтобы приветствовать его и передать ему дружеские подарки: коз и кур. Гонцы подробно описали арабу свою страну и предостерегли его против опасных леопардов, которых он, впрочем, — как они думали — так же мало боялся и с которыми так же хорошо умел справляться, как и его белый брат, отправившийся дальше на восток.

Сагорро и Абед слушали местных жителей и хитро улыбались. Затем они отпустили их, гордо приказав уверить вождя в их дружеском расположении, и отправились в лагерь, только что оставленный Белой Бородой, чтобы воспользоваться готовыми уже зелеными хижинами, перед которыми еще не успела остыть зола костров, горевших в течение всей ночи.

Они уселись в самой просторной хижине и стали оживленно беседовать между собой по-арабски. Работорговцы знали, что никто кругом не понимает этого языка, так что спокойно могли говорить громко и откровенно выражать свои чувства, не боясь, что кто-нибудь подслушает их.

— Что, не говорил ли я? — радостно вскричал Абед. — Недурно странствовать по пятам белого человека! Мы извлечем из этого массу выгод!

— Он расчищает нам путь! — согласился с ним Сагорро.

— Это еще никем нетронутая страна! — продолжал Абед. — Здесь никто никогда не собирал жатвы, поэтому добыча слоновой кости и рабов обещает быть богатой!

— Надо остаться здесь на несколько дней, чтобы обдумать все хорошенько! — сказал Сагорро. — Ступай на разведку в соседние деревни, а потом мы составим план военных действий.

— Славную жатву мы здесь соберем! — восторженно вскричал Абед, вскакивая с места. — Целая сотня рабов, если не больше, попадет нам в руки. Держу пари, что это будет так, Сагорро! Не будет недостатка у нас и в слоновой кости. Если наш план удастся, — а я не сомневаюсь в этом, — то ты разбогатеешь разом и можешь затем спокойно вернуться в Ниангве или даже в Занзибар.

Сагорро не ответил.

— Как? — продолжал Абед. — Разве этого не хватит, чтобы покрыть твои долги? Но ведь мы соберем огромные богатства!

— Ведь ты знаешь моих кредиторов в Занзибаре, Абед! — мрачно ответил Сагорро. — Это настоящие кровопийцы. С каждым годом растут проценты, которые я должен выплачивать им. Один из них дал мне какие-то жалкие две тысячи рупий, чтобы я мог попытать с ними счастья в сердце Африки. Это было пять лет тому назад, а теперь я уже должен ему около 10 ООО рупий, и с каждым днем эта цифра все растет.

— Но тебе везло удивительное, прямо баснословное счастье в Удшидши! — заметил Абед. — Это было три года тому назад, если не ошибаюсь. Разве ты не мог расплатиться с ним тогда?

— Если бы он согласился ждать и довольствовался выплатой только части долга, это было бы другое дело. Но негодяй добился у султана приказания немедленно привлечь к уплате все мое имущество. Мои друзья вовремя предупредили меня об этом, как раз перед тем, как Типпу-Тиб явился в Удшидши с этим приказом. Тогда я рассчитал, что всех моих рабов и слоновой кости едва хватит на то, чтобы только удовлетворить моего кредитора, так что мне пришлось бы начать все сызнова ни с чем.

Снова стать бедняком! Нет, это был бы слишком печальный результат далекого путешествия к морю. И вот я продал слоновую кость и рабов за новые товары, оружие и порох и двинулся с некоторыми из моих соотечественников дальше на запад.

— В Ниангве, — продолжал он спустя немного, — можно чувствовать себя спокойнее, и так как Типпу-Тиб двинулся по направлению к Конго, то тебе легко удастся продать слоновую кость и рабов, выручив за них значительную сумму. Тебя не спросят, откуда ты их взял. На вырученные деньги ты снарядишь новый караван. Я же буду ждать тебя на левом берегу реки Луалабы, и затем мы отправимся дальше на запад и опередим Типпу-Тиба. По берегам Конго лежат многолюдные страны и негры держат там слоновую кость в храмах. В одном таком храме люди Типпу-Тиба сразу похитили сорок слоновых зубов. Если нам удастся найти эти обетованные земли, то мы сразу разбогатеем и станем такими же богачами, как Типпу-Тиб.

— И нам наверное удастся это! — вскричал Абед. — Типпу-Тиб воспользовался тонким чутьем Стэнли, а нам поможет теперь Белая Борода найти эти богатые земли. Но мне надо догнать его еще в Ниангве, чтобы хорошенько расспросить там моего друга Тома. Поэтому нам следует не мешкать и живее приниматься за это дело. Советую тебе начать действовать сегодня же ночью. Вот идет уже и вождь вакуссов, чтобы приветствовать нас. Мы расспросим его хорошенько, а затем за дело, храбрые юноши Занзибара! Нас ждет впереди богатая добыча.

Ветер развевал белый флаг с кровавым полумесяцем. Абед с улыбкой указал на него.

— Гляди, Сагорро, — вскричал он, — как много здесь пустого места. Нам предстоит еще многое сделать, пока он не наполнится сплошь надписями, гласящими о твоих подвигах и блестящих победах, и не будет красоваться среди других флагов в Ниангве.

Разговор был прерван приходом вождя вакуссов.

Подозревали ли бедные негры, едва отстаивавшие свое жалкое существование от страшных леопардов, с которыми они были не в силах бороться, что к ним приближается еще худшая опасность, чем хищные звери?