Она схватила коробку с лошадиной аптекой.
— Гляди! Я нарочно банку с мазью оставляла сверху, чтобы Гаврилов все не перерыл. А она — вон где…
— По-моему, он вечером лечил Борьку, — напомнила ей я. — Ну, сунул не туда…
— Не-е, я ему за это разгон дала, он теперь все на место кладет! — похвасталась Любаня. — Господи, и как мне этот коллектив надоел! Думала, умотаю в Симферополь спокойно — так тут еще эта кража…
Мы не заметили, как на зычный Любанин голос сбежались джигитские конюхи, Валера, Эдик, униформист Ефимов, еще кто-то… а за ними я даже не увидела, а почувствовала Гаврилова. И пока Любаня всем объясняла насчет банки с мазью, я протиснулась к нему.
— Это шарил вор, — шепнула я. — Он же не знает, что камушки вернулись к Кремовской.
— Два вора, — поправил Гаврилов. — Шарили-то дважды.
— Один. С первого захода не нашел, решил еще попробовать.
— Два. Тогда тоже аптеку перерыли, а в ней и вообще спрятать трудно, все коробки открываются. Вот разве в мазь затолкать…
Я представила, как анонимный вор копается в вонючей мази, и фыркнула.
— Удивительно, Любанину комнату в гостинице еще не трогали! — вдруг додумалась я. — Все контейнер да контейнер…
— А что? Могут и до комнаты добраться, — согласился Гаврилов. — Ну, давай, звони этой самой Ирине! Живо! Тут и без тебя весело.
Я поскакала в приемную и схлопотала нагоняй от зама. У меня, видите ли, куча работы, и я заперла приказы в столе, и сунула куда-то ключ, а он теперь не знает, видите ли, где меня искать! Все очень просто — а не таскайте у меня из стола хорошую бумагу, тогда я не буду его запирать. Я эту бумагу по рупь шестьдесят пять покупаю на свои деньги, она по крайней мере белая и плотная, а на той желтой, которую мне выдают здесь, печатать даже неприятно, она от одного взгляда мнется.
Я работала, время от времени набирала номера телестудии и думала о Любане.
На ее месте я бы тоже сделала все возможное, чтобы уйти из конюхов в ассистенты. Если у нее ничего не получится с Колесниковыми и Гаврилов за эти оставшиеся два дня не наймет второго конюха, ей придется сопровождать лошадей в товарном вагоне. Я люблю лошадей, но не представляю, как можно ехать с ними в одном вагоне. И это еще летом! А Любане приходилось так ездить и зимой. А у нее Ласька. Тогда Ласька оставалась с бабкой, но теперь у Любани с семьей конфликт. Ребенок в одном вагоне с лошадьми, кошмар какой-то… Правда, девка к ним привыкла, так и шныряет под копытами, но может и дошныряться.
Позвонила Светка.
— Знаешь, что она мне сказала? — сходу начала она. — Я ей говорю, что Юлька была с компанией в цирковой гостинице, а она мне — я так и думала, сегодня же пойду в цирк и разберусь, что там в гостинице по ночам за компании! Представляешь?
У меня все внутри встало дыбом. Она еще будет ходить в цирк и разбираться! Мне тут только ее и недоставало! Она явится, с нее станется! И выяснит, что я провела ночь в гавриловском номере. Ну, что же… может, и к лучшему. Тогда она раз и навсегда перестанет беречь мою нравственность и девственность! Господи, ну почему чужой дядька, поймав меня при попытке взлома двери, мне поверил, а родная мать вообще ни в чем не верит? И почему, когда я влипла в передрягу, для меня было проще рассказать все, ну почти все, чужому дядьке, а не ей? Я ведь даже не подумала, что в беде нужно бежать к самому близкому человеку. Это все вранье — насчет самого близкого человека. Она сейчас собирается опозорить меня на весь цирк — такое только враг может придумать.
И первая мысль была — предупредить Гаврилова. Лучше всего, чтобы он ее встретил и нейтрализовал. Но я не могла соваться к Гаврилову, не узнав телефона генеральской дочки. Пришлось опять тупо вертеть диск и слушать длинные гудки.
Честно говоря, мне было не до работы. Вторичный обыск контейнера, естественно, растормошил все мои извилины. И я опять стала искать преступника по методу Шерлока Холмса. Это можно было делать, не отрываясь от машинки. Итак…
Номер первый — дядя Вахтанг плюс алкоголик Кремон. Дядя Вахтанг в ту ночь дежурил. Кремон был у него в гостях. Непонятно только, зачем они сунули коробку в бочку.
Номер второй, третий и так далее — те, чьи окна выходят на крышу гаража. Только они и могли ночью залезть в цирк.
Кремовские были в Москве.
Яшка пришел утром, его видел дядя Вахтанг и, возможно, дежурная в цирковой гостинице. Но если виновник торжества — дядя Вахтанг, он может насчет Яшки чего-нибудь соврать… нет, Яшку он подставлять не станет, по Яшке можно часы проверять… Поехали дальше. Большая гримерка джигитов Мухаммедовых. Джигиты считают себя вольными стрелками, женат только Салават. Боюсь, что у остальных пяти никакого алиби.
Костанди. Муж и жена. У них маленький ребенок, вряд ли они ночью будут лазить по крышам, хотя… она — с ребенком, он — на крыше! Очень просто.
Буйковы. Нонсенс! Буйковы на крыше! Держите меня, я падаю… да их же и не было тогда, они даже на представление не успели.
Шестая гримерка… да черт же побери, кто в шестой?
То, чем я занималась, было отвратительно. Я методично подозревала людей в преступлении. Я искала причины — и, что ужасно, находила их. И Мухаммедовы, и Костанди, и Яшка, и Буйковы живут очень даже небогато. Они все со дня на день ждут тарификации. А пока получают чуть ли не по пять рублей за выступление. Это — гроши. То есть, может, для простого человека — и не гроши, но у цирковых особые траты. Они, во-первых, постоянно ездят в Москву, в главк, а если не будут ездить — то тарификации никогда вообще не будет, и отправят работать не в хороший город, а в какую-нибудь Тьмутаракань, и в хороший, выездной коллектив они не попадут. Вот оболтус Гаврилов не очень-то в Москву ездит — так и за границу не попадает, а номер у него классный. Любаня, наверно, еще и потому уходит от Гаврилова, что с ним за границу не разбежишься. А потом — реквизит и костюмы. Их должна оплачивать дирекция, но обычно артисты шьют за свои деньги — так всякой волокиты меньше. Ну, большой групповой номер — тот, конечно, государство одевает и обувает. А солисты сами крутятся. И с этой точки зрения самый опасный, наверно, прибабахнутый Яшка. Он готовит номер экстра-класса, ему пьедестал нужен с какими-то лампочками и электрифицированный, ему эскизы костюмов нарисовали — космический скафандр, наверно, дешевле обойдется.
Наверно, Гаврилов прав, не наше дело искать вора, пусть его милиция ловит, наше дело — выручить Любаню. Но ведь интересно все-таки…
В конце концов я узнала ее телефон. А звонил Гаврилов, потому что я категорически отказалась. Я не представляла себе, что скажу ей. И поэтому он устроил мне настоящий допрос. Не знаю, понял ли он, что там, в макаровской комнате, происходило на самом деле. Но это, в конце концов, уже не так важно.
— Позовите, пожалуйста, Ирину Логвинову, — сказал официальным голосом Гаврилов. И она ответила, что Логвинова у телефона.
— Здравствуйте, Ирина, — продолжал Гаврилов. — Я звоню вам по довольно странному делу. Видите ли, речь пойдет о Николае Макарове, извините, но я случайно оказался в курсе ваших дел и забот… Ближе к делу? Ладно. Видите ли, у меня есть племянница, своеобразная девица, да… Семнадцать лет, и все такое… Она там, в театре, в каком-то клубе состоит… знаете? Ясно…
Он прикрыл трубку и прошептал мне: «Она от вашего клуба в нечеловеческом восторге!»
— Ну вот, Ирина, извините, я не знаю, как по отчеству… Хорошо. Моя племянница и еще две такие же театралки были в гостях у Макарова. Да, втроем… Наверно, ему было просто неловко послать их к чертовой бабушке, извините… И племянница забыла там одну довольно ценную вещь — золотой кулон. Откуда я знаю? Баловались девчонки, меряли по очереди, не заметили, как оставили где-нибудь под чайником… А этот кулон племянница взяла дома без спроса. Естественно, обнаружили, скандал, рев, все такое… Она — в театр, а Макаров уехал на съемки. Тогда она побежала ко мне. Извините, уже пришлось кое-когорасспросить, чтобы выйти на вас… Ведь вы нам поможете? Нужно только попасть в комнату к Макарову и взять кулон… да, конечно, только в вашем присутствии!