Агнешка как-то упомянула о таком эпизоде в ходе наших ночных игр. Мы провели "натурное моделирование" этого "приключения" юного Гнезда. Исследовали как само событие, так и различные варианты развития. К взаимному удовольствию участников эксперимента.
- Э... ну... А? Да. Нет! Да та сама! А я... Я только разок... чуток...
- Во-от. Видишь, раб мой Севушка, как жизнь-то переменчива. То тебе и служанку тронуть нельзя было, позорищем обернулося, а то уже и хозяйку можно... подержать, погладить, приласкать... по шейке её... вчера ещё - великокняжеской, гордой, недоступной. А ныне уже... покорной, открытой, робьей. По коже... недавней государыни твоей... нежной, гладкой, горячей... пальчиками пробежаться, ладошкой прижаться... Насладиться. Порадоваться. Дарованному тебе счастью. По воле господина твоего. Чувствуешь? Радость служения. Хозяину тебя. Мне.
Гнездо, вынужденно согнувшийся, смотрел мне сблизи в глаза в темноте нашего закутка, но не видел. Ибо разрывался между ощущениями. В левой ладони своей, придавливаемой моей рукой к коже, к затылку, к шее бывшей госпожи Всея Руси. Повелительницы всего. И его самого, в том числе. Пальцы его, переплетённые с моими, послушно, подрагивая от переживаний, скользили по этому горячему пространству, то и дело натыкаясь на ошейник, на постоянное напоминание принадлежности, собственности. И всё менее замечали его, всё более воспринимали эту полоску металла как нормальный, естественный элемент данного фрагмента мира. Совершенно восхитительного наощупь.
Чуть придавливая его руку, чуть продвигая его пальцы, подтягивая этим к себе, я, сперва заставляя, а после лишь помогая и, даже, сдерживая, дозволил ему ощутить и нервную дрожь горла недавней госпожи, её неровное, испуганное дыханье, подняться к подбородку, осязая, сквозь горячую кожу и нежную плоть женщины, равномерное движение "нефритового жезла" её и его господина и владельца. Охватить в ладони её горло. Не столь давно издававшее унижавшие его слова, грозившее ему стыдом и позором. А ныне боязливо трепещущем в его руке. По воле руки господина его.
И уже мечталось ему, пусть и не явными словами, но картинками туманными, столь часто возникающими в юношеских головах по самым, даже и мельчайшим, для людей взрослых даже и незаметным, поводам. Как уже не только дрожащая шейка, но всё тело это будет отдано ему. Предоставлено. Во всём его богатстве и многообразии. И не к какой-то глупой служанке можно, тайком, содрогаясь и потея от вожделения, прикоснуться мимолётно, ощутив лишь грубую ткань верхней одежды и домыслив в своём воображении разнообразные прелести, но и саму хозяйку её, прежнюю свою госпожу и повелительницу, одно лишь неудовольство которой ещё совсем недавно вызывало мучительные опасения и тревогу, вправе... осязать. Трогать. Щупать. Употребить. Всю. По-всякому. Поставить, положить, нагнуть, раздвинуть... Овладеть. Всем. Всею. А она, лишённая золототканных покровов парадного великокнягиненского одеяния, утратившая защищавший прежде панцирь сословных норм, мужа, родственников, слуг, избавленная от преград в его собственном мозгу, ещё недавно прочно останавливающих, даже не дающих и родиться мысли о возможности подобных движений и чувств, будет покорно исполнять его желания, более всего мечтая угодить своему новому... пользователю. Претворять. Реализовывать. Удовлетворять. Все его, мальчишки ещё, совсем недавно презрительно оглядываемого, публично жестоко высмеемого, пристыжаемого, прихоти и свербёжки. Все! Всякие! С восторгом и стремлением! Лишь бы понравиться ему, недорослю ещё, ещё несколько месяцев назад равнодушно не замечаемого, сквозь зубы поучаемого, выговариваемого и наказываемого, а ныне... Лишь бы не вызвать неблаговолия его.
Власть. Женщина. Вожделение женщины, вожделение власти. Страсть. Предвкушение обладанья. Обладания властью над женщиной, ещё недавно самой бывшей властью. Властью над страной, властью над ним самим.
Одна лишь преграда к сему высочайшему блаженству, особенно острому в предожидании своём, в неисполненности ещё, ибо оно лишь едва возникло, ещё не связано путами разума, не соотнесено с последствиями и правилами, но напоено одними только чистыми движениями души, желаниями, проистекающими от самой глубины его естества.
Одно препятствие - господин. И он же - средство достижения невиданного, неизведанного, едва вообразимого восторга души и тела.