"За что? Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват".
Окинул взглядом притихшее собрание господы русской.
- Так за что же вы гоните их? За что обижаете и ущемляете? Ведь они - плоть от плоти и кровь от крови вашей. Ведь они - ваше продолжение в мире дольнем. Что же вы детёнышей своих давите да поедаете?! Грызом грызёте?!
Зал взорвался.
Упрёк мой достал многих. Все зашумели, принялись рявкать, ругать меня, тыкать пальцами. Иные - и с мест повскакали. Хорошо хоть на "Святой Руси" посудой кидаться не принято. А то забили бы, как камнями.
Громко, страстно... не интересно. Интересно одно - Боголюбский.
Я поломал ему сценарий, влез с отсебятиной.
Топнуть ножкой, отрубить мне голову? - Да запросто! Что дальше? Нынче наш тандем держит всю эту... "жрущую протоплазму" в узде. Хоть как-то. Без меня - тебя завалят. И дело даже не в том, что зарежут, как случилось в РИ через пять лет, а в том, что всё, что ты задумал, что даже не мозгом - нутром души своей считаешь "правильно": единая Русь с законом и процветанием - порушится.
Не пойдут сватать принцесс братья: лопат нет - нет хлеба в Царьграде, хана Иерусалиму, минареты у Святой Софии. Блямбы-пропуска нет - нет пути на Руян. Без Ваньки тут, там, везде - возникают дырки. Которые останавливают задуманное. Нет, кое-что, когда-нибудь, кто-то, как-то, в какой-то форме и размере...
Боголюбский ел меня глазами. Хотя правильнее - прожигал. Наклонившись ко мне через стол негромко спросил:
- И чего же ты хочешь?
Кавалерист-конкретизатор.
Нет чтобы "по-кухонному": погрустили-всплакнули, поругали-похаяли, ля-ля - три рубля. И, умиротворённые душевным единением, расползлись по норкам. Иные - сами гадить, остальные - при чужих гадостях присутствовать.
"Не мы таки - жизнь така", "Все так живут", "А жо поделаешь?".
Зал мгновенно начал стихать.
Интересуются, однако. Слышать хотят. Чего это Ванька-лысый нынче уелбантурит.
- Ты, Государь, признал меня рюриковичем. Посему более всего забота моя о нашем роде, о древе Рюрика. Ныне семя княжеское расточается втуне. Погибает, исчезает в бездонной толще народной. Будто диаманты сверкающие в болото брошенные. Отчего Руси нашей - худо. Не столь мы богаты князьями, чтобы драгоценностями таким разбрасываться. Посему прошу, Государь, установи, что всякий, рождённый от семени потомков Рюрика - Рюрикович. Признанный родом. Имеющий право, по твоей государевой воле, на "причастие в земле Русской". С правами и обязанностями, кои князьям русским по решению княжеского совета и твоему приговору установлены.
- Нет! Ересь! Дети развратников да будут прокляты! Во веки веков! Не бывать такому!
Епископ Смоленский Михаил проявил невыдержанность.
Проявил. И - проглотил. Когда Боголюбский повернулся к нему всем корпусом. Заткнулся и растерянно уселся назад. Но я остановиться не могу, мне "назад" некуда.
"Не могу молчать" - Лев Николаич? Мысленно с Вами. Поддерживаю, присоединяюсь и не молчу.
- Начинай. Начинай проклинать, епископ Смоленский. Мы (как интересно произносить это местоимение в этом контексте) Мы все, все рюриковичи - потомки Владимира Святославича. Который - Святой. Который - ублюдок. От рабыни. Будешь всех князей русских проклинать? И установления его? Веру христианскую, им на Руси поставленную, назовёшь измышлением диавольским?
Я вернулся взглядом к Боголюбскому и глядя в его бешеные глаза, в этот "высасывающий взгляд" сформулировал:
- Зная не понаслышке тяготы и муки, что достаются на долю детей, пусть бы и с кровью благороднейшей, но без церковного благословения их родителей рождённых, бросить их, забыть в минуту радости о страданиях моих кровных братьев и сестёр... не по чести. Подловатенько как-то. Как же мне с подлостью да во князья? Посему прошу, Государь, прими таких в род.
Всё сказал? - Ну-у... пришло время "последнего слова". Ультиматум. Но без "матом".
- А до тех пор принять дар твой, корзно княжеское, не могу.
Я опустился на одно колено, протянул в сторону помоста на вытянутых руках аккуратно сложенное за время моего монолога корзно, склонил голову и принялся. Ждать.
Бзды-ы-нь.
Публика орала и охреневала.
Дать корзно человеку со стороны? - Да невозможно это!
Но чтоб получивший княжеское достоинство от него отказался?! - Невозможно! Два раза!
Зал поорал и начал стихать. А я ждал. Ответа Боголюбского.
Он так старательно построил спектакль. Душу вложил. Столько пафоса, умиления, сентиментального восторга... потерянный и найденный брат... все в соплях и благостности... в умилении и умиротворении. Оглушительный успех. Аплодисменты, публика ликует, крики "бис" и "браво", в смысле: повтори! Режиссёра, костюмера и исполнителя главной роли в одном лице - осыпают цветами и выносят на руках...