Он кивнул.
— Э… Священник-епископал?
Он покачал головой, но не мог не улыбнуться надежде в ее голосе:
– Нет.
— Нет, — Темпл пристально разглядывала свою чашку, потом добавила еще молока, чуть ли не через край. Надо было сконцентрироваться на том, чтобы не пролить ни капли, пока она поднимает и подносит кофе к губам. Темпл внутренне проговаривала маленькую молитву: хоть бы не пролить, хоть бы не пролить переполняющие ее сомнения. — Не думаю, что Дева Мария Гваделупская сильно почиталась в Епископальной церкви. Но у них есть монахини, я полагаю, и они зовут их «сестрами»?
Мэтт кивнул:
— Ты знаешь больше, чем сама думаешь.
— Но ты был католическим священником?
— Да.
— С традиционными обетами ммм… бедность, целомудрие, послушание?
— Да.
— И воздержание?
Он очень старался не выдать стеснения:
– Да.
— И теперь ты официально не священник?
— Да.
— Но если ты был священником, почему сестра Серафина позвонила тебе? Почему она не попросила этого невидимого отца Эрнандеса, о котором все говорят, но никто не видел? И почему бывший священник исполняет… какой-то обряд? — Темпл понимала, что волна ее вопросов была своего рода отрицанием. Пока она только отвергала, как бедный, сбитый с толку Петр в саду. — Я знаю, ты не хотел этого делать. Ты теперь… лишен права проводить их? Это… не грех?
Мэтт придвинулся ближе, обхватив руками чашку с кофе, будто защищая ее или пытаясь согреться:
— Это субъективное мнение, ситуация довольно деликатна. В крайних случаях, когда, скажем, человек умирает, сестра Серафина могла бы провести обряд сама. Даже светский человек может. Но если состояние этого человека скорее неопределенно, и священник доступен… Отец Эрнандес не был. Мисс Тайлер жутко с ним поссорилась и была бы еще больше расстроена, если б увидела его.
— Я знаю об этом, — вставила Темпл. — У отца Эрнандеса совершенно глупое мнение относительно того, что Господь не хочет видеть кошек на небесах. Если бы мисс Тайлер увидела бедного Черныша Луи, уверена, она поняла бы главное. Только те, у кого есть душа, реально чего-то стоят, — торжественно добавила Темпл, задумавшись о душе Мэтта.
— Это таинство… называется помазанием больного. Раньше его связывали со смертью. Сегодня церковь подтверждает исцеляющую природу этого ритуала и разрешает его выполнение без соблюдения строгих правил. Ты была так удивлена им, потому что немногие католики становились его свидетелями, даже сегодня, и еще потому, что ты ярый унитарий. Из всех таинств оно – самое сокровенное, и для некоторых – самое пугающее. На набожную католичку, такую как мисс Тайлер, омовение оказало сильный исцеляющий и успокаивающий эффект, как ты могла видеть. Сестра Серафина была права: оно было ей необходимо, она также была права в том, что отец Эрнандес только расстроил бы ее, была права даже, что позвонила мне. Женщина поколения мисс Тайлер не приняла бы, если б обряд проводила монахиня. Для них доктора и священники как боги, — он устало рассмеялся этим заблуждениям. А потом сказал так, словно убеждал сам себя: – Я был частью необходимой физиологической силы таинства, также как и его духовного аспекта.
— Но мисс Тайлер враждует с отцом Эрнандесом! Как она может, раз такая набожная католичка?
Мэтт улыбнулся. Его первая настоящая улыбка за все утро!
— Набожные католички, как никто другой, считают себя избранными, нет, даже обязанными выявлять ошибки своих приходских священников.
— Ох, наверное, невесело быть приходским священником.
— Нет.
— А ты был?
— Какое-то время.
— О.
Официант принес из кухни два больших овальных блюда с горками еды. У мексиканского лакомства были землистые, без особых цветовых излишеств, оттенки: от желтого и красного до коричневого. Четкой формы тоже не было – ингредиенты были порублены очень мелко, чтобы легко усваивались. И все же это было, как… Темпл искала верное определение, чтобы отдать дань этой вкуснотище… Это было, как «Мням-ням-ням». Особенно когда «мням-нямка» в твоем желудке танцует «трям-трямку».
Когда официант ушел, Мэтт и Темпл с благоговением изучили свои тарелки.
— Как много еды, — сказал наконец Мэтт. — Не знаю, хватит ли моего желудка.
— Одна ложка, и ты поймешь. В этом и есть весь прикол мексиканской пищи – проверка выносливости.
Он слабо улыбнулся и вылил ложку сальсы на свою яичницу. Темпл убедилась, что ее яичница была полностью покрыта зеленым соусом, а потом приступила к трапезе.