— Мне это понадобится?
Он улыбнулся:
— Сейчас не время для исповеди. Я просто хотел поговорить с вами.
— А я сейчас не лучший вариант для разговоров, — сказала она, даже не смягчая свои слова улыбкой.
Мэтт понимал, почему она так пугает Темпл. Лейтенант Моллина была серьезной, прямолинейной и опытной в отношении сочетания простой одежды с простыми манерами. Все женщины, которые хоть когда-либо соревновались в конкретно мужской деятельности, такой как медицина или работа в полиции, заимствовали этот защитный окрас, или вернее – отсутствие окраса вообще. Женщины, в поступках которых была такая же целенаправленная праведность, как и у священников, что порой делало их слегка нечеловечными.
— Отец Эрнандес предоставил какую-нибудь новую информацию? — спросил он.
— Только то, что шалости с монастырскими телефонами перекинулись и на церковь. Красная краска в купели, типа того, — выпалила она с отвлеченным видом.
Мэтт задумался, представляла ли она свою дочь, опускающую руку на гладкую поверхность кроваво-красной воды:
— Он считает это сатанисты или как?
— Он не упоминал этого. Но я об этом думала. Слушай, я могу спросить у криминалистов, но вообще сомневаюсь, что это могут быть они. Отец Эрнандес совершенно точно напуган чем-то, что его вообще не беспокоило еще несколько недель назад. Он хорошо держится, но испуган до краев подола своей рясы. Может, это страх потерять имущество Тайлер. Я звонила адвокату прихода.
— Есть кое-что, что я даже не знаю, стоит ли вам говорить, — начал Мэтт.
По секундной жадной вспышке в ее глазах он понял, что зашел слишком далеко, чтоб теперь отступать. Его ложное чувство близости с лейтенантом Моллиной через Темпл заставило его забыть, что она была опытным детективом по расследованию убийств и вовсе не была настроена играть в игры с чьей-либо совестью.
— Что? — спросила она резко.
— Отец Эрнандес, — продолжил он, жалея, что вообще открыл рот.
— Он пьет, — закончила она фразу, которую он оборвал. — Этот слух буйно разрастается по всему приходу уже две недели. Ну да, что-то новенькое об отце Рафе. Он из старого мира, деспотичный, часто разъяренный пастор, хотя бы для тех из нас, кто не чувствует, что четки в руках означают начало и конец молитвы. Но он никогда не был пьяницей.
— Значит, вы согласны, что это его теперешнее поведение настораживает.
— Разумеется. Как и твое.
Мэтт заморгал, словно пытаясь отделаться от гипнотического взгляда кобры. У лейтенанта Моллины были такие глубокие, ясные голубые глаза, что в них тяжело было не упасть, как и в постоянные ее ловушки, может быть. Все, кто по долгу службы занимаются так называемой помощью, обладают в той или иной степени харизмой.
— Мое? А что тревожного в моем поведении? — он использовал обезоруживающий тон, который так хорошо срабатывал с библиотекаршами, медсестрами и церковными экономками. — Я всегда сдержан.
На лейтенанта Моллину это не сработало. Ее сощуренные глаза сузили зрачки, которые теперь мелькали сквозь пушистые ресницы:
— Это могло бы означать, что тебе есть, что скрывать, или что ты предпочитаешь что-то умалчивать. Нечто большее, чем твоя бывшая профессия. В этом случае – если это убийство, а это уже дело – попахивает религиозным загибом. Все с религиозным прошлым – под подозрением.
— По крайней мере, это оставляет вне подозрения Темпл, — остроумно заметил Мэтт. — Ей будет приятно узнать, что равнодушный унитарий обладает такими защитными качествами.
— Нет, не оставляет. Мисс Барр рождена быть жертвой по совместительству. И в этом ее вина.
— Вы говорите о встшебниках.
— И не только.
Единственная поднятая бровь на мужественном лице Моллины производила куда большее впечатление, чем на чьем-либо другом. Синдром мистера Спока.
— Вот что я хотел вам посоветовать, проверить прошлое всех, с кем связана мисс Тайлер. У вас должны быть способы выяснить все: от количества пломб в зубах до их тайных прозвищ.
— У нас есть способы, как ты знаешь. Ты все еще злишься, что я выяснила про отсутствие твоих водительских прав?
— Нет.
— Или, что включила это в отчет?
— Может быть.
Лейтенант Моллина развернулась, так что теперь они стояли лицом к горячему солнцу, спиной к монастырю. Мэтт взглянул на спортивные часы на его левом запястье, как вдруг где-то за церковью раздался детский крик. Была середина утра, детей отпустили на перерыв.
Моллина замерла, поднимая голову, точно животное, внимательная, полагающаяся на какое-то свое секретное чутье. Узнала ли она свою дочь, которая играла неподалеку от места особенно жестокого убийства беззащитной старушки? Но ведь все преступления были жестокими.