«Кошкин дом», который мне нужен, найти будет проще простого, особенно с тремя подсказками: как я подслушал, это близко от церкви Девы Марии Гваделупской; грубо оскорбленный Петр был по соседству, что означает, что его пусть уже нечеткие, но все же следы должны быть там повсюду; а также что это дом семидесяти с чем-то кошек, что означает, что суперспособности моего нюха без сторонней помощи помогут определить его точное местонахождение в радиусе шести кварталов.
Я забыл о четвертой красноречивой подсказке, так сказать о грязном разводе вокруг воротника рубашки, — о желтой полицейской ленте с надписью «место преступления: не пересекать», которой несколько раз оцепили здание, сузив, таким образом, территорию поиска до малюсенького клочка земли.
Я скользнул мимо нее, точно быстро исчезающая тень. Попасть внутрь это уже другой фокус. Эти кошки, видимо, не выходят наружу. Я исследую безлюдное место между домом и соседним зданием. Несомненно, это тот самый легендарный монастырь, про который я подслушал недавно. Сестра Серафина и звонящие сестры. Или скорее – сестры, которым звонят, если быть точным.
Дом был старым, но по человеческим стандартам – сойдет. А я мастер по проникновению в запретные места. Обшарпанная штукатурка на задней части здания привела меня под крыльцо, в подпол. Если и есть место, в которое я могу попасть быстрее блохи, голодной до плоти, то это подпол.
Я забираюсь внутрь, сквозь паутину с немногочисленными пауками, размером с хорошо откормленную мышь, мимо сломанных досок, крысиных гнезд и еще одного здорового, полного экзотических чудищ, от которых у меня мурашки по коже, — скорпионов. Наконец я вижу выход и проталкиваю себя по направлению к тому, что люди называют хозяйственным помещением, сквозь дренажную трубу, которая оказывается не только пустой, но и как раз мне по размеру. Прокладывая путь сквозь клочья пыли, огромные, как чи-хуахуа от которых на меня нападает чих, я выпадаю между белоснежными стенками стиральной машинки и сушки, и вот я – на свободе! В принципе, я свободно могу присмотреться к этому дому, который в этот момент занят только созданиями, подобными мне.
Тысячи ярчайших запахов витают в воздухе: шерсть, перхоть… Все ароматы практически бесполы. Какое разочарование! Это дом кастрированных котов! По крайней мере, теперь я знаю, что никакой физической силы им не потребуется. Я разрываюсь между торжеством, что четвероногие моего вида целы и невредимы, и ужасом, что цена этого благополучия может оказаться слишком высокой.
Ну, хорошо, не все из нас могут быть крепким, самоуверенным и бесстрашным примером всему нашему виду.
Я бесстрастно бросаюсь в пучину себе подобных, плыву в пушистых бушующих волнах, как Жак Кусто среди стай экзотических созданий – котов, в полоску и пятнистых, ярких цветных и чуть приглушенных, черных и белых, с окрасом под зебру, карамельных и коричневых цветов, белых с оттенком топленого молока, трехцветных в пятнышко и как Рам-Там-Таггер (Кот, герой романа «Популярная наука о кошках, написанная Старым Опоссумом» американского драматурга Томаса Стернза Элиота), короткошерстных и длинношерстных, хвостатых и бесхвостых, больших и маленьких, высоких и припавших к земле, мужского и женского пола, но чаще, конечно, бесполых.
Я в шоке от обширности ассортимента и благородного чувства общности среди существ моего вида. На улице каждый сам за себя. Никогда не видел так много котов, мирно сосуществующих рядом друг с другом. Дом, двухэтажный и с кучей комнат, был похож на забитый до отказа притон, причем, что странно, очень опрятный. Меня поразило это общество беженцев, их слияние в одно большое семейство, где выживание и зависимость друг от друга побороли инстинктивное желание захвата территории. Юные голоса мяукали, тогда как взрослые – урчали предостережения. Меня приветствует широкое «мяу», обнажающее острые зубы между тонкими линиями усиков.
На мое присутствие никто не обращает внимания. Я – последний изгой. Генеральный инспектор. Коп. Одинокий рейнджер. Меня видели, но ничего не предъявили, получается, что остается заняться делом и начать брать показания. Никто даже не подумал опросить главных свидетелей преступлений. А ведь они могут рассказать так много…
Они говорят об обрывках телефонного разговора, где-то совсем рядом, о том, как пожилая женщина все больше дрожит от каждого нового малодушного звонка, раздающегося в воздухе.
О том, как она торопится подбежать к закрытым окнам и дверям, смотрит, что там, ее симпатичная трость случайно попадает на самый край. Долгие ночные бодрствования, огни, дразнящие углы дома.