В ночь академического бала он вел себя как настоящий друг: проплясал со мной до рассвета, поил шампанским, а после утащил на крышу встречать рассвет. Даже подарок сделал — тонкую золотую шпильку для волос, украшенную драгоценными ягодами рябины и искусными узорами. Убор вполне в духе Полоза, однако тонкий флер силы вокруг подарка заставил усомниться в его простоте.
— Горжусь твоей проницательностью, — ухмыльнулся Сенька, отвинчивая микроскопический колпачок на конце шпильки. Мелькнуло острие золотой иглы. — Воткни его в землю — придет смерть, воткни в небо — придет жизнь.
— Ключ двух истоков? — я с благоговейным трепетом провела пальцем по кромке.
Каждый из высших имел в закромах небольшие запасцы из двух истоков. Мы с бабушкой хранили их в промышленных флягах, иные колдуны — в кувшинах, бутылках, бурдюках, бочках. Иметь под рукой живую и мертвую воду необходимо всегда: сварить зелье, суп или пару богатырей к обеду. Мама умывала живой водой младенчиков в периоды чумы, холеры и испанки, выгодно торгуя мертвой водой с подземным царством. Кощеи погрязли в работе, не успев лично набрать пару-тройку бочек про запас, а менее сильные колдуны не смеют трогать истоки.
Личный ключ, способный отворить исток по желанию колдуна, — роскошный подарок.
От шпильки шло мягкое тепло, разом отогнавшее дурные мысли, стоило ей украсить прическу. Ответный подарок привел царевича в ошеломление. Недоверие, почти скептицизм, сменились глубоким шоком и восхищением, стоило змею взять портал в руки. Меня осыпали ворохом благодарностей, от которых я на мгновение смутилась — слышать восторги того, кто сам смастерил ключ, привязав его к истокам, было приятно и неловко.
Быстро согрев родниковую водицу, я с удовольствием ополоснулась от пыли, переплела косу и растерлась горячим полотенцем. Эх, хорошо! До моря час пешего пути, а у меня как раз новый сарафан в шкафу прячется. Пусть глянет мир на красавицу Ягу, подивится ее образу новомодному, да вздрогнет от мощи древней, что таится в тонких девичьих ладошках…
— Сажик, — тьфу, хулиган. — Хватит диктовать мне мысли!
— А почему ты себя не хвалишь, мр-ра? — невозмутимо и ехидно раздалось в голове. — Чай забыла, что мозгоправ по радио говорил? Коли хотите встретить вторую половинку, извольте поднимать самооценку.
— Я после этих речей трижды ценник на доске объявлений поднимала! Куда еще-то?
— Мне кажется, ты как-то неправильно поняла фразу «супружница на час», — с сомнением протянул наставник, запрыгнув на окно баньки с внешней стороны.
— Чего это? — обиделась я. — Ты вспомни, что бабуля говорила: человеческие мужчины детей делают только с женами. И мама подтвердила.
— Помню, помню. Янине пришлось твоего отца до смерти поить в утро свадьбы, дабы не заметил он, что венчания не было. Время было такое, ни один мало-мальски годный добромолодец просто так на дочку не согласится, без свадьбы-то. А сейчас? Только свистни, и выстроятся в ряд, выбирай любого. Зачем усложнять?
— Я ничего не усложняю, — заупрямилась я, натягивая сарафан цвета багряной осени. — Сам посуди, зачем мне кто-то? Что если дочка от плохих генов будет недоразвитая? А так увидит приличный мужчина объявление, что не кто-то там, а целая жена предлагается, и позвонит. Обсудим дочку-то.
— От свадьбы как отмажешься?
— Придумаю что-нибудь. Скажу, что на белое аллергия и рот параличом свело, клятву дать не смогу.
Впрочем, есть у меня тайное подозрение в правоте Сажика. Больно мало нынче свадеб гуляют, гораздо меньше, чем дитенков рождается. Ленты Лады волнуются, колышутся, тускнеют — больно им, что разваливаются людские союзы, но того больнее, что не строятся вовсе. Если так дальше пойдет, то заговоры одной из сильнейших богинь потеряют свою силу.
Боги сильны не верой. Боги сильны делами.
— Что ж, матушка Макошь, надеюсь, до тебя очередь не дойдет, — кривое и треснутое зеркало на стене мигнуло рябым отражением.
— Ежели Макошь осерчает, не сдюжим, — бабушка бросила в самовар раскаленные угли, словно угадав мои мысли. — Придется жрицам жизни повинную платить.
Бог даст, не придется.
Таежная тропа до Черного моря легла быстро, без сюрпризов. Я бежала по лесу легко, растаптывая новые кроссовки и перепрыгивая через корни вековых деревьев. По пути попадались мавки и низенькие лесовички, уважительно кланявшиеся спешащей Яге. Мелькнула даже знакомая зеленая коса кикиморки — маленькой подопечной с факультета природовладения, а потому пришлось останавливаться. Свистнув, как заправский пират, я подозвала студенточку.