— В бою, — не раздумывая, ответил он. — Только не за правду, не за власть и даже не подданных. В бою за людей.
Оригинально для Кощеев, издревле считающих своим долгом лишать этих людей жизней.
— Не чересчур ли ваше благородие благородное? — съехидничала я. — Выучился милосердию, поглядите на него.
Иронично глянув в ответ, Константин принялся забавляться с компанией гелло, летающих по двору. Мягкий черный шарик из крашеного хлопка упал на землю, быстро завертевшись вокруг собственной оси. Вспышки темной энергии издали напоминали неживой дух, к которому мгновенно потянулась стайка демониц. Жадно бросившись к приманке, гелло распахнули острозубые рты, желая сожрать «свежеумершего ребенка».
Бум! Обиженный визг падальщиц взвился к небесам. Потирая ушибленные лбы с растущими шишками, студентки воинственно выпустили когти — быть соперницам битыми. Оживший хлопок мелькал между дерущимися, дразня разозленных гелло и напоминая о причине драки. Вот он, я, съешьте меня поскорее!
— И так мозгов мало, последнее из друг друга вытрясут.
— Они берут количеством, — улыбнулся Константин, заставляя шарик пролететь под носом финалистки.
Гелло ликующе взвыла, кинувшись за добычей прямо по головам сокурсниц. Миг — и акульи челюсти сомкнулись, быстро-быстро пережевывая приз.
«Обман! Кха-кха, обман!», — завопила она, брезгливо засовывая когтистую лапу прямо в рот. Мокрые обрывки хлопка повисли между ее когтей. Здравомыслящий человек заподозрил бы чью-то шутку, но гелло проявила виртуозно кривую логику. Обведя побитых подружек ненавидящим взглядом, демоница кинулась драться по второму кругу — не за что-то, а из любви к искусству.
— Не чересчур, — царевич умиротворенно смотрел, как его подопечные страстно вколачивают друг друга в землю.
Я набралась смелости, спросив едва слышно:
— За что ты так с Фридой?
— Для чего, — поправил Константин. — Богине нельзя быть со смертным. Это никогда не заканчивается хорошо.
— Нам с тобой можно. А ведь нас почитают как первых славянских богов. Фрида тоже смертна, да будет ее жизнь счастлива до самого Рагнарека.
— Мы с тобой исключения, — он замотал головой. — Нам на роду написано вступать в связь с людьми, ибо люди рождаются и умирают абсолютно хаотично. Ты не волнуйся, мы с ней много разговаривали, придя к консенсусу.
— Сам-то как?
Царевич задумчиво возвел глаза к небу, ища подсказку среди облаков.
— Как будто мне сломали неправильно сросшуюся кость. Вроде, больно, но так правильно. И обидно, что, если бы изначально я дал этому перелому срастись верно, не натворил ошибок, то не пришлось бы заново ломать.
— Совершение глупых ошибок — это человеческая половина наших генов. Можно ли починить царский алтарь?
— Нет. Руны бессмертия наносятся после долгого ритуала, длящегося на протяжении всех схваток матери. В миг, когда стены замка слышат детский крик, жрец Смерти и жрица Жизни вырезают последнюю руну, окропляя ее смесью их крови. Твоя бабушка сама приложила руку к этим письменам. Сейчас руны попросту исполосованы резцом по камню.
Я видела эту огромную каменюку в детстве перед самым отлетом из подземного замка. Бабушка вела меня глубоко в подвалы с завязанными глазами, чтобы не пугать маленькую внучку уродливыми мертвецами. Ядвига водила пальцем по кривым знакам, объясняя тонкие материи, которые показались мне ужасно скучными. Только глубокие черты на темно-сером квадратном алтаре, поблескивающие кровью, притягивали взгляд.
Получается, мы летали не только спасать царицу Марию от проблем с родоразрешением, но и делать Костю потенциально бессмертным.
— Почему алтарь не охранялся?
— Разумеется, он охранялся самой навью. В этом вся суть: злоумышленник смог обойти все проверки нави, будто с ног до головы был вымазан кровью невинно убиенных людей.
Первые закатные лучи осветили блестящую поверхность снега, рассыпавшуюся на мириады огней. Восторженные берегини с хохотом упали в искусственный сугроб, насмешничая над летавцами, брезгливо поджимающими лапы. Константин удовлетворенно вздохнул, поднимаясь на ноги, и с нежностью улыбнулся всему Приграничью. Его никто не гонит, но и оставаться дальше нет смысла.
— Прощай, Ярослава Яга. Может, через полгода найду цветок папоротника и приду повидаться.
— Зачем искать, — я небрежно вынула из волос бутон. — За избушкой растут. Держи.
Склонившись над цветком, Кощей совсем по-хулигански поцеловал его лепестки, согрев мои пальцы дыханием, и, не оглядываясь, ушел. Когда дверь захлопнулась, из моих глаз потекли злые безутешные слезы, смешиваясь с облачками пара, вырывающимися изо рта. Я спрятала лицо в ладонях, стеная от горя, рвущего сердце в хлам, и отчетливо поняла, почему Ягиням нельзя влюбляться.