Ни питья онъ, ни ѣды…
Въ полѣ капли нѣтъ воды,
По дорогѣ нѣтъ жилища,
Гдѣ достать бы можно пищи.
Голодъ чувствуетъ ѣздокъ.
Вдругъ ему на встрѣчу волкъ:
Лукъ царевичъ вынимаетъ
И стрѣлу приготовляетъ,
Хочетъ волка застрѣлить,
Волкъ же началъ говорить:
«Отпусти меня! Быть можетъ,
Сѣрый волкъ тебѣ поможетъ».
Витязь волка не убилъ
И на волю отпустилъ.
Ѣдеть дальше, видитъ — воронь.
«Что жалеть? извѣстный воръ онъ»,
Хочетъ въ ворона стрѣлять,
Онъ же началъ умолять:
«Отпусти меня! Быть можеть
Воронъ витязю поможетъ!»
Витязь ворона не билъ
И на волю отпустилъ.
Къ морю витязь подъѣзжаетъ,
Вдругъ на берегь выплываетъ
Щука прямо на песокь.
Сходить съ лошади ѣздокъ
И подходитъ близко къ щукѣ:
— «Ну, теперь попалась въ руки!
Можно мнѣ уху сварить…»
Щука-жъ стала говорить:
«Отпусти меня! Быть можетъ,
Щука витязю поможетъ».
Витязь рыбы не словилъ
И на волю отпустилъ,
Скоро въ морѣ-океанѣ
И на островѣ Буянѣ
Очутился царскiй сынъ.
Вотъ и дубъ, какъ исполинъ,
Предъ царевичемъ открылся,
И подъ нимъ тотчасъ пустился
Витязь ящнкъ отрывать.
Вырылъ яму сажень въ пять,
Вынулъ ящикъ и — о, чудо! —
Зайца выпустилъ оттуда.
Заяцъ бросился бѣжать: —
Какъ теперь его поймать?
Тутъ царевичъ испугался,
Вдругъ откуда волкъ ни взялся,
На бѣгу сбилъ зайца съ ногъ,
И къ царевичу привлекъ.
Тотъ вцѣпился зайцу въ ухо,
Распоролъ у зайца брюхо,
И, лишь руку протянулъ,
Къ верху селезень вспорхнулъ.
Витязь лукъ свой вынимаетъ,
Калену-стрѣлу пускаетъ,
Да знать вѣрная стрѣла
Поздно пущена была,
Вдругъ явился черный воронъ,
Прилетѣлъ изъ дальнихъ горъ онъ,
Быстро селезня настигъ
И принесъ въ единый мигъ
Птицу къ витязю обратно. —
Вновь царевичу прiятно, —
Птицу въ руки онъ беретъ,
Въ ней яичко достаетъ,
Съ нимъ идетъ на берегъ моря,
Чтобъ обмыть его и — горе! —
Уронилъ, и вдругъ оно
Въ море кануло на дно.
Сыну царскому взгрустнулось…
Въ это время всколыхнулась
Океана глубина,
Щука выплыла со дна,
Яицо она приносить,
За него наградъ не проситъ,
И уходить вновь опять
Въ море синее гулять.
Съ дорогой находкой вмѣстѣ
Не спѣшитъ, летитъ къ невѣстѣ
Богатырь лихой назадъ
И яичко, словно кладъ,
Бережетъ въ своемъ карманѣ
Вотъ видна уже въ туманѣ
Съ замкомъ страшная гора,
Доскакалъ онъ до двора
И взглянулъ на то окно,
Гдѣ его ужъ ждутъ давно.
Долго, долго до полночи,
Не смкалъ онъ ясны-очи
И съ царевной говорилъ,
Что онъ видѣлъ, гдѣ онъ былъ,
Какъ яичка доискался…
Вдругъ обычный шумъ раздался:
То домой къ себѣ опять
Чародѣй вернулся спать.
Обращенъ быль вновь въ иголку
Нашъ Царевичъ и въ свѣтёлку,
Какъ гроза, суровъ и золъ,
На покой Кощей вошелъ:
— «Фу! здѣсь пахнетъ русскимъ духомъ!
Прежде русскiй духъ по слухамъ
Былъ извѣстенъ только намъ,
А теперь пришелъ къ намъ самъ!
Гдѣ тутъ, гдѣ тутъ русскiй спрятанъ?»
И кругомъ бросаеть взглядъ онъ.
А ему отвѣтъ даетъ
Вновь красавица: «Ну, вотъ,
Самъ по Руси ты скитался,
Духу русского набрался,
Вотъ и чудится все Русь!..»
— «Ну, прощай! Я спать ложусь!
Что-то больно въ поясницѣ»,
Говоритъ Кощей дѣвицѣ,
А Царевичъ не дремалъ
И яичко нажималъ
И съ яичкомъ показался
Предъ Кощеемъ: — Что! попался?
Будешь красть чужихъ ты женъ?
Ошеломленъ, поражень,
Задрожалъ Кощей, взмолился.
Прямо въ ноги повалился;
«Пощади, не убивай!
Годъ одинъ пожить мнѣ дай!»
Но Царевичъ не внимаетъ,
Разомъ объ полъ разбиваетъ
Онъ яичко и глядитъ:
Словно молнiей убитъ,
Палъ Кощей змѣей безъ жала
И — волшебника не стало.
Посадивъ на жеребца
И прекрасную царицу
И красавицу-дѣвицу,
Изъ проклятаго дворца,
Витязь тотчасъ же умчался,
До конца горы добрался
И увидѣлъ той порой
Онъ двухъ братьевъ подъ горой.
— «Что тутъ делаете, братцы?
Въ гору вамъ ужъ не взобраться,
Да и дѣла тамъ ужъ нѣтъ:
Самъ Кощей покинулъ свѣтъ,
А красавицу-царицу
И невѣсту молодицу
Я везу домой къ отцу…
Все пришло теперь къ концу
И намъ нужно торопиться