Кощею было плохо. Каждая уходящая женщина уничтожала щуп, учась у предшественниц. Кощей лежал на кровати, серо-желтый и в холодном поту, с потухшим взглядом. Вскоре он остался совсем без подпитки. Тонко чувствующий наблюдатель мог бы ощутить, как вокруг него безвольно валялись пустые серые щупальца, как перерезанные пуповины.
Кощей еле дышал. В тишине пустого отеля слышно был только шуршание штор у открытого окна. Он провалился в беспамятство.
Стук. Стук-стук. Стук-стук. Кощей открыл глаза. Одна пуповина билась. Самая старая, тонкая, она едва стучала, светясь рубиновыми искрами, но услышать ее можно было лишь в полной тишине.
Мама. Кощей, нет, уже просто молодой мужчина открыл глаза.
Мать, которая была часто занята больше собой, нежели своими детьми. Которая оставила его отцу, а сама ушла строить новую жизнь с другим мужчиной. Которая теперь живет совершенно одна, практически забытая всеми. Он вдруг подумал, а что, если бы ее не было в живых?..
Наш герой собрал вещи и поехал. К самой первой женщине в своей жизни.
Дама с брошью с улыбкой заперла отель, прогулялась к берегу, сняла брошь и превратилась в вечно юную русалку. Она с наслаждением нырнула в море, и отель растаял туманной дымкой, а на побережье остался только старый заросший советский парк.
Конец