Федор переглянулся с Емельяном, вытер со лба испарину:
- Жарко будет, брат.
- Ничего, мы к жаре уже привычные...
- Значит, наша дружина на левом фланге биться будет?
- Да. Надо подумать, куда нам засадный отряд спрятать. Поехали, посмотрим местность.
- Ивана с собой возьмем? - усмехнулся Федор.
Емельян зыркнул в сторону обоза, с которым во время похода следовал младший брат, а теперь сидел у костра наравне со всеми:
- Не шути, не время сейчас. Лучше до завтра вообще не напоминай о нем.
- Как скажешь, - молвил Федор, разглаживая усы и удобнее усаживаясь в седле. - Вон ту рощу видишь на пригорке? - Он показал рукоятью плетки. - Думаю, там самое удобное место.
Емельян кивнул и братья, тронувшись рысью, направились в сторону рощи.
Несмотря на усталость, Ивану не спалось. Отправив отдыхать своего оруженосца, дружинника Данилу, княжич вышел на пригорок, с которого открывался вид на реку. Душа его маялась, мысли мешались, вызывая в голове боль и сумятицу. Чуял он, что эта ночь, пропитанная дурманом остывающей земли и дымом костров, с ее тишиной, нарушаемой тоскливым криком совы и тихим говором дозорных, уже никогда не повторится. "Где-то сейчас Наталья," - думал он, представляя красивый и немного печальный лик жены. - "Вспоминает ли обо мне? Печалится?" Он тряхнул кудрями, отгоняя тоскливые думы. "Я еще не убит. Завтра разобьем половцев и все возвернемся домой". Вроде и на душе от этих думок полегче стало, но ненадолго. Он снова стал маяться, как мается всякий человек накануне судьбоносных событий. Хотя, многим не спалось под этим прохладным ночным небом, будто обваленном в холодных звездах...
Подъем протрубили, когда на ветках можевельника еще мотались лохмы тумана. Наскоро позавтракали и стали переодеваться в чистые белые рубахи, доселе ехавшие в обозах от самого дома - негоже ведь предстать перед богом в грязном белье. Коротко помолились,поцеловали нательные кресты.
С серьезными, сосредоточенными лицами облачились в брони, построились в боевой порядок на левом фланге. Над шеломами высоко вознесся алый стяг.
Иван подъехал к старшему брату, стоявшему недалеко и дававшему указания воеводам:
- Емельян, что я должен делать?
Тот не обратил на него никакого внимания. Даже бояре почувствовали себя неловко перед княжичем, мельком взглянули на него и тут же виновато потупили глаза. Вскоре, выслушав наказы, они разъехались, и только тогда Емельян обернулся к младшему брату, доселе терпеливо дожидавшемуся окончания совета:
- Ты разве не видишь, что я занят? - ядовито произнес он.
- Вижу, - сухо ответил Иван. - А чем заняться мне?
Емельян брезгливо поморщился:
- Тебе? А что ты можешь, кроме как любоваться на закаты и плакаться в юбку жёнке?
- Уж бить врага не хуже тебя сумею, - сдержанно ответил Иван.
- Ну так и бей, - усмехнулся Емельян. - Ступай вон впереди войска, рубись наравне со всеми.
Иван стиснул от обиды зубы, круто натянул повод, направив коня в сторону своего полка.
"А ведь и вправду поехал, дурачок" - подумал Емельян. - "Нет, так изводить братца нельзя - ему в первой же зарубе голову снесут. Отец сразу прознает, что это я его на верную смерть отправил."
- Стой! - закричал он вслед Ивану и добродушно улыбнулся. - Пошутил я, братец. Со мною засадным полком командовать будешь.
- Довольно глумиться надо мною, Емельян!
- Что-ты, Иван. Серьезно молвлю тебе - поможешь мне. Под руку твою отдаю большой отряд. Когда наступит подходящее время, поведешь его слева от меня.
- А как я узнаю, когда это время наступит?
- Узнаешь. В засаде рядом будем. Следи за мной - я подам знак.
- Хорошо, - Иван улыбнулся. - Спасибо, брат.
Емельян ничего не ответил, только отворотил в сторону перекошенное злорадной улыбкой лицо...
Когда в утренней дымке показались половецкие рати, русские полки уже подготовились к битве, ожидая их на ровном участке, охваченном с одного бока рекой, а с другого - пригорком, поросшим густым ельником, за которым скрывался засадный полк.
Вокруг места предстоящего побоища ненадолго повисла жуткая тишина, но едва под копытами половцев осела пыль, как первые ряды их сорвались с места и широкой полосою поскакали вперед. Когда же приблизились на расстояние выстрела, не сбавляя ходу, защелкали тетивой уйгурских луков. Воздух наполнился зловещим шумом, а небо почернело от сотен взметнувшихся стрел.
- Щиты! - пронеслось по рядам русского войска, и тут же с грохотом и лязгом взлетели щиты, закрывая дружину будто рыбьей чушуей. Свист и шорох воздуха неумолимо нарастали, и вот, достигнув апогея, смертоносный град из железных наконечников обрушился сверху, яростно заколотив по деревянной обшивке. Сквозь удары послышались первые крики и стоны, тут и там рухнуло несколько воинов, но строй, как вода, тут же сомкнулся над ними. И только земля вокруг, как еж, ощитинилась древками стрел.