Иван очнулся от боли. Казалось, голова его раскололась надвое. Радужные круги плыли перед воспаленными очами, которые не видели ничего, кроме кромешной темноты. Застонав, он попытался пошевелиться, но тело не слушалось и будто окаменело. Только сердце стучало где-то в глубине - надрывно и глухо. Отдышавшись, он попытался понять, где находится, но сделать это оказалось непросто, ибо вокруг царила кромешная тьма. Вдобавок, пахло сырой землей.
"Где я?" - подумал Иван, и оторопь пробежала по телу его. Он заметался в ужасе, ища хоть толику света, и вхдохнул с облегчением, когда поднял голову и увидел над собою гирлянды звезд.
Они выглядели также, как всегда, но теперь, судя по всему, он находился на дне какой-то глубокой ямы, напоминавшей формою округлый колодец. Он прислушался, но сверху доносился лишь шепот ветра. Воздух немного горчил, во рту пересохло. Иван попытался понять, как мог очутиться здесь, но от мыслей лишь сильнее заболела голова. Вдобавок, на сердце было неспокойно, маятно. Какая нелегкая забросила его сюда?
- Эй! - закричал он звездам, превозмогая боль. - Есть тут кто?
Горьковатый прохладный воздух. Безмолвие.
Звезды не отвечали.
Он пытался вспомнить последние события, которые могли забросить его в это богом забытое место и - не мог. Только неясные образы, предчувствие беды, бешенная скачка... Куда? Зачем?
Да, его зовут Иваном... Да, он сын удельного князя Всеволода... А дальше - пустота, звон в ушах и неутолимое чувство жажды.
Горьковатый воздух - это кизячный дым. Значит, рядом жгут костры.
Конечно, он в степи, и возможно - захвачен в плен кочевниками. Половцами? Торками?
- Эй! - закричал он. - Кто-нибудь!
Сверху послышался шорох, на Ивана посыпалась земля. Тут же показался огонек лучины и звезды померкли в его трепетном свете.
- Очнулся? - голос, тонкий, как звон колокольчиков, принадлежал молодой женщине. Судя по интонациям, она явно сочувствовала Ивану.
- Пить! - взмолился княжич. - Кем бы ты ни была - дай водицы, прошу!
- Погоди, сейчас.
Княжич почуял, как что-то сползает по краю узилища, и через несколько мгновений руки его нащупали бурдюк, привязанный к длинной веревке.
Напившись, он откинулся на спину и поблагодарил незнакомку, едва видимую сквозь пелену темноты. Бурдюк в тот же момент пополз обратно. Ее тонкие руки, освещаемые лучиной, воткнутой прямо в стену узилища, ловко перебирали веревку.
- Кто ты, спасительница? - благодарно воскликнул княжич, вглядываясь в ее черты, едва касаемые отсветами огонька.
- Меня зовут Зулайя, - как будто с печалью ответила она, и наклонилась ниже.
Теперь Иван рассмотрел ее получше - молодая, с красивыми раскосыми глазами, немного вздернутым носиком и припухлыми губами. Черные волосы прятались под расшитым узорами венчиком.
- А меня Иваном, - отозвался княжич и попытался улыбнуться, но улыбка его более сошла за гримасу. - Скажи, что сделалось со мною? Где я?
- Тебя нашли едва живого на дороге, и теперь ты пленник Великого Потрясателя Степи, хана Шермета! - прошептала Зулайя, с опаской оглядываясь. Видимо, кто-то приближался, потому что она вдруг резко дунула на лучину и в яму с Иваном вновь хлынула ночная мгла. - Доживи до утра, хорошо?
На него что-то упало - мягкое, теплое.
"Шкура барана" - догадался он, и прошетал в ответ:
- Постараюсь. Спасибо тебе, милая Зулайя.
Шорох и вновь над головою княжича округлый кусок неба со звездами. Он поежился от холода, подтянул ноги к животу, и с головой завернулся в шкуру.
Несмотря на боль, дикая усталось взяла верх, и вскоре Иван заснул. На губах его играла улыбка.
Глава 2.4. Морок
Иван очнулся от того, что тело его сотрясалось от жуткого холода. Открыв очи, он некоторое время пытался понять - жив ли он, или провалился в царство мертвых, ибо мрак окутывал его плотной пеленой. Он даже коснулся век своих, проверяя - действительно ли они открыты? Пошарив руками, обнаружил подле каменную стену. Сверху, на высоте человеческого роста, она плавно изгибалась, образуя округлый свод. Место походило на фамильный склеп, в котором покоились предки Ивана, если бы не дьявольский, пронизывающий до костей холод.
Склеп? Пещера? Хрен редьки не слаще, и в обоих случаях ожидать чего-то хорошего явно не стоило.