Пройдя между повозками, Иван с конвоирами оказались в месте, походившем на небольшую площадь. На противоположном конце ее белел самый высокий шатер, перед которым гудела толпа степняков. Но вот кто-то заметил княжича, и вся эта вооруженная людская масса стала расступаться, пока не открылся взору восседавший на коврах половецкий хан.
Краем глаза княжич заметил, как от толпы отделился странный человек. Одет он был в какое-то грязное рубище, перетянутое широким окровавленным кушаком. В глазах его, вперившихся в Ивана, сквозило безумие и злоба.
- Знаешь его? – насмешливо спросил Ивана один из конвоиров.
- Нет, - ответил тот, присмотревшись.
- Крепко же тебе досталось, если ты собственного брата не узнаешь.
- Брата? – не поверил княжич, и пристальнее вгляделся в лицо незнакомца. – Нет, не помню.
Тем временем, они уже прошли мимо, и остановились за десять шагов от входа в шатер. Хан с любопытством разглядывал Ивана, причмокивал, и явно что-то прикидывал в уме, ибо на широком лице его отражалось метание мысли.
Всеобщее молчание вероломно нарушил тот самый оборванец, более походивший на русича, чем на половца.
- Ну, что... трусливая погань, - хрипло и с гримасою отвращения молвил он. - Гляжу, тебя тут не шибко балуют. Что очи бесстыжие вылупил? Ну, ничего, вот я ужо до тебя доберусь - голыми руками придушу, как пса шелудивого.
Иван невольно поморщился – слова незнакомого человека были ему неприятны.
- О чем это он? – заинтересовался в свою очередь хан. – Почему называет своего брата трусом?
Стоявший по правую руку Бахир безразлично пожал плечами:
- Кто разберет, какую кость не поделили между собой эти собаки?
В этот момент Емельян - а это и впрямь был он, - рванулся вперед, но тут же вскрикнул и припал на колено. Рана в боку вновь закровоточила, напитав солоноватой тяжестью рубаху. Правда, он тут же поднялся на ноги, зарычал, словно раненый медведь, сверля Ивана очами.
Хан Шеремет, услышав его слова, вдруг засмеялся. Он давно уже понял, что старший княжич долго не протянет - помрет от ран, а с мертвого взятки гладки. Потому Великий Потрясатель Степи хитро сощурил глаза и громко воскликнул:
- Да будет так! Я дарую тебе такую возможность, урус! - И тут же распорядился: - Снимите с этого колоду.
Один из приближенных хана принес молоток, опустил Ивана на колени, и несколькими точными ударами выбил из петли металлический клин. Колода развалилась надвое, и пленник с наслаждением подвигал затекшими руками, потер покрытую багровыми мозолями шею. Хан наблюдал за ним, улыбаясь в предвкушении смертельной схватки, будто ему не хватало в жизни резни и крови. Правда, он настолько ненавидел русский народ, что готов был пожертвовать многим ради одного - увидеть, как урус убивает уруса.
- Эй, ты готов? - брезгливо, словно собаке, крикнул он Емельяну.
- Да, хан! - с неменьшим презрением отозвался тот, растирая на грязных ладонях чужую степную пыль. Он слышал ее шуршание о кожу и вспоминал, как когда-то в детстве вот также брал руками горсти родной земли, прежде чем ринуться в уличную драку.
- Пусть распятый бог вас рассудит, - воскликнул Бахир. - Правила здесь такие: кто доберется первым до меча, тот должен убить того, кто добраться до меча не успеет. Если же откажется убивать – я собственноручно отрежу обоим головы.
Иван, доселе подавленно молчавший, поднялся во весь свой богатырский рост:
- Лучше сразу меня убейте. Не желаю я участвовать в этой потехе. Этот человек не сделал мне ничего плохого.
- Как скажешь, - добродушно согласился хан. - Тогда и твой брат умрет. Только скорой смерти не ждите, - он задумчиво поскреб щеку. - Наверно, я не стану резать вам глотки, как Бахир, а голыми задницами усажу на колья. А? Как тебе такая слава, молодой коназ?
Толпа одобрительно загудела.
- А ведь это Емельян предал тебя, - с упоением продолжал Шеремет, наклонясь вперед. - Он указал нам путь, которым ты станешь возвращаться на Русь. Так что он тебе должен. Убьешь его - и тогда вы в расчете. Дерись, молодой коназ, дерись! Иначе пожалеешь, что на свет родился.
Братьев развели в стороны и ровно посредине между ними воткнули в землю меч. Половцы окружили их плотным кольцом. Воздух наэлектризовался, голоса стихли, все взоры устремились к центру площади. Всем не терпелось насладиться жутким и позорным зрелищем братоубийства.