Хан брезгливо искривил губы, сплюнул на макушку княжичу, покрытую колтунами:
- Твой брат говорил - ты любимый сын старого коназа, что за тебя дадут большой выкуп. И что же? Послы, отправленные мною на Русь, доложили, что выкупа не будет. Обманул меня твой поганый братец. А твой отец проклянет тебя как труса и предателя, а жену твою изгонит из города в одном рубище.
Иван вздрогнул при сих словах, ссутулился, вжался в землю. Веки его задрожали и, казалось, вот-вот на грязные щеки его прольются слезы, но настолько иссохла от страданий душа его, что слез не оказалось. Он рыдал беззвучно, и вид его был столь жалок, что суровый хан снова сплюнул и пнул его с силой под живот.
- И зачем ты мне теперь? А?
Иван скорчился на земле, разевая рот и подвывая, как собака.
- Укладывайте шатры в повозки – мы идем на Русь! – грозно крикнул хан воинам. – А этого привяжите к столбу. Пусть дикие звери решат его судьбу.
Лагерь половцев ожил, зашевелился. Уже через час небо застило пылью от множества ног, шагающих по дороге в самое сердце русской земли.
Зулайя, пользуясь суматохой и грохотом повозок, незаметно пробралась к Ивану. Слезы покатились из глаз ее, при виде закованного в колоду княжича, сидевшего неподвижно на земле с иссиня-черным лицом.
- Кощей, что же ты делаешь с собою? Подымись, разорви оковы. Ты великий чародей, каких еще не ведала земля, - шептала она ему на ухо. – Ты можешь спастись, стоит только пожелать.
Иван поднял голову, посмотрел на Зулайю мутным взором:
- Спасибо тебе за все. Ты была очень добра ко мне, и я желаю тебе счастья. Моя же песня спета – все отвергли и прокляли меня. Я опозорил род свой. Мне никто уже не поверит. И желаю я лишь одного - чтобы мои мучения на этой земле поскорее закончились.
- Кощей, умоляю…
- Пустое, милая Зулайя. Ступай, оставь меня.
Старуха зарыдала в голос, отступила на несколько шагов. Ветер шевелил ее седые волосы, выбивавшиеся из-под платка.
- Я хотела бы вернуться в тот день, когда мы встретились впервые. Тогда бы ты послушал меня и не гнал прочь.
- Время не повернуть вспять, - устало ответил княжич. – Ступай с богом, Зулайя, пока тебя не хватились.
Старуха повернулась и, пошатываясь, побрела за уходящими войсками. Иногда она останавливалась и смотрела на Ивана издали, но вскоре и ее полусогнутую фигуру поглотила потревоженная степная пыль.
Ворон устроился на толстой ветке вяза и долго рассматривал силуэт человека, неподвижно сидевшего возле столба. Смеркалось. Многолетний опыт подсказал ворону, что опасность уже миновала, и настала пора действовать. Он уже расправил крылья, когда услышал поблизости шорох лап - стая голодных волков вынырнула из сумрака и стала окружать человека. Ворон от досады каркнул, но ничего не оставалось, как снова ждать. Волки медленно сужали круг, их глаза жадно сверкали, с обнаженных клыков капала слюна. И вот, наконец, вожак бросился вперед и с рычанием вонзил зубы в человека. Тот застонал, но даже не пытался сопротивляться. Волк терзал его тело, пока не насытился. Настала очередь остальных. С ревом стая набросилась на истекающую кровью жертву. Ворон внимательно наблюдал за жутким зрелищем, и вдруг услышал вдалеке топот конских копыт. Волки тоже почуяли чужаков и, отхватив, кто, сколько мог от изуродованного тела, рванули в темноту. Ворон понял – больше ждать нельзя. Он взмахнул крыльями и стремительно подлетел к столбу. Спорхнул на голову человека, наклонился вперед и несколькими ударами выклевал левый глаз. Затем принялся за правый, после чего с деловитым хладнокровием растерзал лицо, превратив его в безобразную маску. Но, вдосталь насладиться добычей мудрый ворон не успел – резкий звук, похожий на щелчок пастушьей плети, прорезал темноту и разорвал птицу на куски. Окровавленные перья еще кружились в воздухе, когда на землю спрыгнул всадник и подошел к истерзанному телу.
- Ах, Кощей! - с горечью воскликнул он. – Прости, прости меня за опоздание! Не думал я, что все зайдет так далеко.
- Ну, что там? – поинтересовался второй всадник, остановившийся неподалеку, но едва различимый в темноте.
- Все хорошо, Тарх. Оставайся на месте, пока я тебя не позову.
Старик, а это был, конечно, он, прикрыл веки, раскрыл ладони и зашептал какое-то заклинание. Руны на рукавах его рубахи засветились, ветер оторвал их от ткани и поднял в воздух. Кружась, словно искры от костра, они падали на истерзанное тело княжича, и превращались в железных пауков. Клацая металлическими лапками и челюстями, насекомые заполняли съеденное волками нутро княжича, и деловито копошились там, выпуская из брюшек прочные, блестящие нити. Они сшивали раны и сплетались, образуя новые органы. Вскоре в грудине Ивана впервые сократилось новое композитное сердце, а искусственные легкие расправились, наполнившись терпким степным воздухом. В глазницах, выклеванных вороном, блеснуло отражение выглянувшей из-за облаков луны. Линзы, вращаясь с легким шорохом, настроили фокус, и вот на Старика воззрились горящие очи княжича.