Он выходит за аптечкой и водой и, возвращаясь, видит, как девушка тянет за что-то красное, выглядывающее из-под диванной подушки. Висящий на тонком белом пальце лифчик заставляет Мартинеса сделать шаг вперед. Дейзи искусно метит территорию. Минни внимательно осматривает вещицу и аккуратно возвращает ее обратно, точно так же прикрывая подушкой и обращая совершенно безмятежный взгляд на мужчину. Он присаживается перед ней на корточки и обрабатывает колени.
- Что, больно? Терпи! И не ходи больше одна по закоулкам всяким. А обидит кто, к Блейку иди. Ну или мне скажи… эм, напиши или как угодно. Да хоть пальцем ткни! – вдруг злится Цезарь на Минни за ее немоту и криво лепит на колени пластырь. – А то развелось уродов…
Мартинес берет ее покрасневшие от удара о землю ладони и протирает влажным полотенцем. Руки холодные, ногти короткие, обкусанные. На тонком запястье – самодельный синий браслет. Она послушно сидит на месте, даже не шевелясь, когда мужчина переходит к лицу. Несколько движений - и оно снова становится белым. Таким бледным, словно никогда не знало солнца. Особенность или все лето провела где-то, прячась от ходячих, а заодно и загара?
От нее пахнет сигаретами с ментолом и сыростью. Девушка не отводит взгляда от мужчины, темные ресницы почему-то дрожат. Губы тонкие, обветренные, искусанные. Цезарь убирает руку с ее щеки и опускает на тесно сжатые коленки. Прикасается ладонью к холодной, тут же покрывшейся мурашками коже и медленно ведет вверх. Смотрит Минни в глаза и видит, как она начинает краснеть. Неумолимо, густо, быстро. Она не двигается с места, а Мартинес смеется.
- Два-один, красавица?
Девушка подскакивает, неловко и торопливо одергивая блеклое платье, и никак не может попасть руками в рукава куртки. Он пытается помочь, все еще улыбаясь. Минни напряженно сопит, наконец, одевается и уворачивается. Спустя несколько секунд скрывается за дверью.
Мартинес смотрит вслед и, довольный собой, выходит следом за девушкой. Возвращается домой затемно и встречает у двери Дейзи. Она радостно улыбается и даже не обижается из-за долгого ожидания. Показывает лотки с едой и сумку, из которой выглядывает горлышко бутылки. Весело щебечет, накрывая на стол, зажигая свечи и говоря что-то о годовщине в месяц. Он лениво кивает, не представляя, как такое можно помнить, и целует девушку. Губы на вкус, как клубничный леденец, а глаза лучатся счастьем.
- А знаешь, - лепечет она, касаясь поцелуем его уха и мешая ужинать – еда с каждым днем все лучше. – А может быть…
- Что? – косится Мартинес на Дейзи, щеки которой медленно покрываются нежным румянцем. – Ну, красавица что уже придумала? Говори!
- Может быть, ты мне дашь запасные ключи. Нет-нет, - торопливо перебивает она нахмурившегося мужчину, который уже собирается отказать. – Я не говорю о том, чтобы съезжаться. Просто вот сегодня я больше часа простояла под дверью. Ноги теперь болят, я ведь на каблуках. А садиться на ступеньки не хотелось, натоптал тут у вас кто-то сильно.
Он запивает еду кисловатым вином, принесенным Дейзи, и косится на нее, замершую рядом. Она опускает глаза и едва заметно водит пальцем по его обнаженной руке. Поза – олицетворение покорности. Ждет ответа, словно приговора. Цезарь отводит взгляд к темному окну и понимает, что они уже практически живут вместе. Она приходит по вечерам, остается на ночь и уходит утром на работу. Вот уже несколько дней. Никакого дискомфорта. Все в порядке. Лишь бы вещи свои не перевозила, да? Он неуверенно кивает и улыбается в ответ на ее широкую улыбку.
- Спасибо-спасибо-спасибо! – хлопает в ладоши Дейзи, подпрыгивая на диване и слегка перебарщивая с попыткой казаться маленькой девочкой. – Ой, что я тебе сейчас расскажу про Уоренна! Мне Айлин по секрету сказала…
Делая вид, что он слушает, Цезарь откидывается на спинку дивана, допивает вино и достает сигареты. Последняя штука. С ментолом. Он закуривает, смотрит на сморщившийся нос Дейзи, которая тут же бежит к окну, распахивая створки, и пытается не думать о той, которая сидела на этом диване днем. Мартинес прикрывает глаза и сосредотачивается на ссоре Айлин с ее мужчиной, которому она поведала, наконец, о своем интересном положении. Мысленно вздрагивает от сочувствия и подозрительно косится на девушку.
Она продолжает говорить, устраиваясь удобней на диване. Кладет затянутые в чулки ноги ему на колени. Цезарь думает о том, что чулки в этом городе, скорее всего, не достаются никому, кроме Дейзи и Роуэн. Поглаживает гладкие ступни, греет в ладонях холодные коленки и снова видит те, другие – совсем худые, разбитые и синеватые от холода. Торопливо ведет руку вверх, заставляя девушку растерянно прерваться на полуслове и тихо застонать. Он имеет ее на ощупь, не открывая глаз, перед которыми стоит совсем другая картинка. Совсем не пухлые розовые губы, совсем не голубые глаза, совсем не золотистые в свете свечей локоны.
Она довольно потягивается, хихикает и идет в душ. Возвращается в одном полотенце и ждет его, чтобы лечь вместе спать. Цезарь смывает с себя воспоминания сегодняшнего дня и расслабленный, уставший, засыпающий входит в комнату. Он замирает у входа, недоверчиво глядя на распухшие губы, красный нос и мокрые глаза.
- Что это?!
Дейзи отворачивается от него на кровати и всхлипывает полночи. Мартинес лежит, глядя в потолок и стараясь уснуть под звуки плача. 2:2. Оставленный на его диване до безобразия дешевый браслет из синих бусин сравнивает счет.
========== Глава 8 ==========
Дейзи уходит рано утром, не говоря ни слова. И нет ощущения вины, и нет страха потери, и нет сомнений в том, что вернется. Но такое начало дня никак не улучшает настроения. Мартинес пьет сразу две чашки кофе и чертыхается, отыскав в кармане только пустую пачку из-под сигарет. Придется у кого-то стрелять или идти на склад, делая вид, что ничего не случилось. Что ж, ему не впервой. Это Цезарь умеет.
Ночь прошла без происшествий, а до противного довольный Диксон скалит зубы, в предвкушении боя, который должен состояться на днях. Мартинес срывается на Тиме и хмурится, заметив его недоуменный взгляд. Начальство не выспалось, что непонятного? Он с радостью видит на дороге ходячих и легко спрыгивает вниз – разминка не помешает. Как и лишняя демонстрация силы разошедшемуся Мэрлу. Но реднека это нисколько не смущает. Он окидывает вернувшегося напарника снисходительным взглядом и хмыкает, отпивая из своей фляжки.
- Чего психуешь? – передает Диксон Цезарю алкоголь и смотрит, как тот жадно пьет. – Не дала? Или дала, но не она? Хотя тут-то чего… А! Понял! Дала, но не тебе! Ты это… уговор помнишь? Я твою курицу первый в очереди утешать, если что.
- Отвали, - беззлобно отмахивается Мартинес, плюхаясь на стул и поворачивая кепку козырьком вперед – солнечная погода радует не всегда.
Он слушает самодовольную байку Мэрла о блондиночке из библиотеки. Вдруг ловит себя на мысли о том, что отдавать Дейзи этому придурку не хочется. Просто отпустить, забыть, оставить – пожалуйста. Переживет. Но думать о том, что ее тело окажется под кем-то другим - неприятно. Как и вспоминать, что оно было под Блейком. Может быть, потому Цезарь относится к ней так пренебрежительно? Словно к подачке со стола шефа? Еще хуже – из постели.
Но иногда начинает казаться, что она - это не только кудри, губы, ресницы и грудь. Не только шмотки, леденцы, вино и жалкая улыбка. Что там, под этой оболочкой, что-то есть. Пусть мало, пусть не очень интересное, может быть, даже смешное. Но даже смешным нужно уметь быть. Хотя бы каким-то. Хоть как-то отличаться от этой безликой толпы, которую Мартинесу так сложно запомнить по именам. И к которой он, конечно же, никогда не причислял себя. Стараясь быть - хотя бы – сильнее.
Сзади слышатся шаги, и Мартинес недоуменно оглядывается, утыкаясь взглядом в женские ноги, затянутые в высокие узкие сапоги. Он медленно поднимает глаза и лениво ухмыляется девице, которая вдруг смущенно хихикает, заливаясь краской. Спустя несколько секунд барышня понимает всю шаткость своего положения и переводит испуганный взгляд на Диксона. Тот беззастенчиво прижимает ее к себе и сообщает Цезарю, что “цыпа” пришла на экскурсию. Как будто тут есть что-то интересное – полная хлама дорога, лес и сегодняшние трупы ходячих с размозженными битой головами. Их еще не убирали.