Сергей Павлович повернулся к телефону, набрал номер:
— Королев. Олег Генрихович, сейчас буду у вас и не один, а с «хозяевами»... Если кресло привезли, подготовьте его, чтобы можно было водворить на место.
И, словно подводя итог этой части встречи, Королев заключил:
— Наше стремление к познанию Вселенной не самоцель. Нет познания ради искусства познания. Мы проникнем в космос, чтобы лучше изучить прошлое и настоящее нашей планеты, предвидеть ее будущее. Мы хотим поставить ресурсы и возможности космоса на службу человеку, исследовать другие небесные тела и, если обстоятельства того потребуют, быть готовым к заселению других планет. Горы хлеба и бездну могущества сулит нам освоение космоса— так говорил Циолковский. А теперь пора к кораблю. Да, к первому космическому кораблю. Точнее— к первой серии, которую мы предложили назвать серией «Востоков».
Цех поразил не только своими размерами, но и особой чистотой, отсутствием привычного заводского шума. По обеим сторонам центрального прохода на специальных подставках стояли серебристо-матовые шары большого диаметра. Возле них работали люди в белых халатах. Летчики только переглядывались: ничего сколько-нибудь похожего на авиационный завод здесь не было. И что это за шары? Вот рабочий подошел к одному из них, снял обувь, поднялся по лесенке, подтянулся на руках и, легко проскользнув сквозь круглый входной люк, опустился в шар.
— Ты понимаешь что-нибудь, Гера? — тихо спросил Гагарин Титова.
— Пока нет...
Сергей Павлович жестом пригласил всех к одному из шаров, возле которого гостей ждали в белых халатах смуглолицый с четкими, несколько заостренными чертами лица инженер Олег Генрихович Иванов и худощавый с преждевременной сединой на висках конструктор Константин Петрович Феоктистов.
Представив обоих специалистов летчикам, Королев положил руку на корпус шара:
— Вот это кабина, или спускаемый аппарат космического корабля. Корабль — сложный и уникальней летательный аппарат. В различных его системах работает более двух с половиной сотен электронных ламп, более шести тысяч различных транзисторов, около шести десятков электродвигателей и до восьмисот различных электрических реле и переключателей. Многочисленные приборы и механизмы соединены между собой электрическими проводами общей протяженностью в пятнадцать километров и девятьюстами штепсельными разъемами. И вот вся эта непростая, прямо скажем, техника должна работать безукоризненно четко, надежно. Задача, как видите, вполне современная...
Летчики поднялись на площадку и со всех сторон облепили шар, заглядывая в него через входной люк.
— А кабина-то больше, чем в реактивном,— заметил Валерий Быковский.
— Просторная, уютная... Вот только ручки или же штурвала управления недостает,— недоуменно заметил Павел Беляев.
— Чистая работа! — не удержался Павел Попович,
— А где же кресло пилота? — спросил Виктор Горбатко.
— Приборного оборудования куда меньше, чем в самолете,— заключил Андриян Николаев.
— Вероятно, все автоматизировано,— предположил Георгий Шонин.
Выждав, когда первые страсти поутихнут, Сергей Павлович вкратце рассказал летчикам о конструкции корабля и главных принципах действия его оборудования, различных систем.
— Корабль-спутник,— продолжил академик,— монтируется на мощную трехступенчатую ракету, которая и вынесет его на орбиту. Отработав свои секунды, ступени поочередно отделяются от корабля. Ну а как же он возвратится на Землю? Вот эта конусная часть, примыкающая к шару,— тормозная двигательная установка, а кратко — ТДУ. Она включается точно по программе после ориентации корабля в космическом пространстве. Делается это автоматически или пилотом при помощи ручного управления. Скорость полета при этом несколько уменьшается, и корабль постепенно сойдет с орбиты на спусковую траекторию, направляясь к Земле. Спускаемый аппарат снизится на парашюте. На высоте шести-семи километров космонавт катапультируется и достигнет Земли на индивидуальном парашюте. Программа первого полета рассчитывается на один виток вокруг Земли. Однако системы жизнеобеспечения и энергопитания корабля у нас рассчитаны на десятисуточный полет космонавта, то есть не менее чем на сто семьдесят витков.
Академик провел рукой по поверхности корабля. Потом повернулся к летчикам: