Неужели ничего нельзя с этим сделать?
На стене я отыскал эскизы ракет. Н-1 — та самая, что взорвётся четыре раза подряд. Здесь она могла похвастаться фантастическим блестящим корпусом и гордой надписью: «Советские учёные готовят новые миссии к Луне».
Если бы люди знали, что первая ступень этой махины рванёт на старте из-за проклятых колебаний… Но пока об этом знаю только я один.
В центре этой экспозиции обнаружилась витрина с камнем. Табличка уверяла, что он «доставлен советской станцией».
«Лукавят музейщики. Первый грунт привезут только в 1970-м, и то автоматом. А это… базальт, не иначе.»
Рядом я заметил магнит и надпись: «Проверь: лунный камень не притягивается». Я взял его, поднёс к стеклу…
— Не старайтесь, — услышал я знакомый голос. Повернулся и увидел того самого инженера в очках. — Настоящий реголит ещё в лабораториях.
— Вы серьёзно? Уже есть станция, которая сядет? — удивился я, потому что точно знал, что это не так.
Он усмехнулся:
— Если бы я ответил, мне пришлось бы отправить вас в камеру с этим магнитом.
Я с горечью подумал, что и он не знает, что «Луна-4» промахнётся. Или знает, догадывается — но не может сказать? Вслух я ничего не сказал, только кивнул и отошёл к «лунным весам», которые стояли в углу. Встал на платформу, и стрелка упала до 12 килограмм.
«Физику не обманешь, — подумал я. — Но детям-то приятно.»
Сбоку девочка лет семи тянула маму за руку:
— Можно я тоже попробую? Я же буду, как Терешкова!
Я отошёл, глядя, как она смеётся, «паря» на экране.
Я задумчиво смотрел на них и думал, что, пожалуй, вот ради этого всё и затевалось. Не ради чертежей, не ради политики, а ради этого света в глазах людей. Пусть даже суровая и строгая правда остаётся где-то там, за углом…
Я снова вернулся к нашей группе и последовал вместе с остальными за нашим экскурсоводом. В дальнем углу павильона стоял настоящий тренажёр — кресло космонавта с ручкой управления и приборами. К нему выстроилась очередь из мальчишек.
— Это макет системы управления перспективными космическими кораблями, — пояснила девушка-экскурсовод, — такие технологии позволят нам осваивать космос ещё эффективнее.
Я подошёл к стенду с фотографиями. Было одно общее фото на котором лица были такие мелкие и так размыты, что никто, даже зная имена, не смог бы узнать здесь Сергея Павловича Королёва, кроме меня. Но и имя героя станет народным достоянием лишь после его смерти — через два с лишним года от сегодняшнего дня. Только тогда рассекретят великого конструктора.
Также я отыскал на фото профиль Валентина Глушко и других создателей космической техники. Подпись гласила: «Коллектив талантливых инженеров под руководством советских учёных».
Особый раздел был посвящён перспективам — макетам лунных баз и марсианских экспедиций.
«К 1970 году, — читал я на стенде, — советская наука планирует осуществить мягкую посадку на Луну и доставку лунного грунта на Землю…»
Вдруг по помещению разлетелся громкий голос:
«Товарищи! Специальное сообщение! В павильоне через час начнётся демонстрация документального фильма „Человек в космосе“ с уникальными кадрами подготовки космонавтов!»
Время ещё было, и решил осмотреть экспозицию подробнее. Особенно меня заинтересовал стенд с образцами космического питания. Те самые знаменитые тюбики с надписями «Борщ», «Пюре мясное», «Кофе с молоком». Рядом лежали упаковки хлеба, специально разработанного для невесомости — маленькие буханки по 30 грамм, которые не крошились.
У выхода я заметил киоск с литературой. Не удержался и купил брошюру «Основы космической медицины» за 45 копеек и открытку с Гагариным — на память.
Выходя из павильона, я ещё раз оглянулся. В свете прожекторов серебрился макет «Востока», а над ним на потолке мерцали электрические звёзды, выстроенные в созвездия. Казалось, вот она — мечта, на расстоянии вытянутой руки. Осталось только до неё дотянуться.
Глава 8
Выйдя с ВДНХ, я решил не торопиться домой. Вечер был тёплый, и хотелось пройтись пешком. Я свернул в сторону Останкинского парка, где под кронами деревьев было прохладнее, чем на раскалённом асфальте аллей. День выдался необычайно жарким для сентября.
Возле остановки автобуса я заметил девушку. Она стояла, прислонившись к фонарному столбу, и внимательно читала свежий номер «Вечерней Москвы». Высокая, стройная, в тёмно-синем платье с длинным рукавом и аккуратно повязанном на шею лёгком шарфике. Волосы тёмные, почти чёрные, собраны в небрежный пучок, но вида он не портил — только прогонял из элегантности лишнюю строгость. Лицо её было сосредоточено, губы, подкрашенные неяркой помадой, слегка шевелились, будто она проговаривала слова про себя.