Так… Будем рассуждать логически. На станции произошёл взрыв, и я должен был погибнуть. В этом я уверен почти на сто процентов. Тогда почему я здесь? А-а… Все понятно… Я каким-то чудом выжил и нахожусь… в коме? Это всё мое воображение? Если да, тогда это очень детальный глюк.
Резкий, отрывистый гудок прорезал воздух. Не привычный современный вой сирены, а короткий, хрипловатый звук. Я повернул голову и увидел подкатывающую белую «буханку» с красным крестом на боку. Двери со скрипом распахнулись, и оттуда выпрыгнули двое. Медики: мужчина и женщина. Они торопливо зашагали к нам.
— Ну-ка, давай посмотрим, — сказал мужчина в белом халате с завязками на спине, отсвечивающем рыжими пятнами йода на мятой ткани. На голове у него красовался чепчик с красным крестиком.
Женщина-фельдшер тут же присела рядом, доставая деревянный футляр с тонометром.
— Имя? — спросила она, накладывая манжету.
Я замялся, потому что не помнил имени. Нет, свое-то я помнил, но ведь здесь тело другое. Руки без старых шрамов и привычных мозолей. И голос у меня другой. Стало быть, имя тоже другое. Нет?
— Год рождения?
— Тысяча девятьсот сорок шестой, — неуверенно выдал я и сам удивился.
Откуда всплыл именно этот год — не знаю, но внутри была чёткая уверенность, что ответ правильный.
Фельдшер и врач переглянулись.
— Сотрясение, — констатировал врач, светя мне в глаза фонариком. — Зрачки, вон, разные. В больницу надо.
— Да я в порядке, — попытался возразить я.
Тем временем врач обошёл меня и принялся осматривать мой затылок. Осторожно пощупал, но даже перчатки при этом не надел.
— Очень странно, — послышался его задумчивый голос. — Кровь есть, а раны нет. Затылочная кость цела. Больно?
— Нет, — мотнул я головой и почувствовал, что сознание проясняется, уже нет кругов перед глазами.
Я заметил, как женщина-фельдшер кинула быстрый взгляд куда-то вверх, мне за спину. Видимо, снова переглянулась с врачом. Их переглядки мне не очень понравились. Пусть это и мой сон, но с их медицинской точки зрения чудом пропавшая рана на голове не сулит ничего хорошего.
И тут меня осенила безумная мысль: а если это не сон, и я действительно оказался каким-то образом в… Где? В прошлом? В СССР?
Я осмотрелся. Широкие улицы почти пусты.
Редкие машины — «Москвичи», «Победы» да пара вальяжных автобусов с круглыми фарами. На многоэтажке напротив стяг: «Слава труду!».
— Разберёмся, — буркнул медик. — В больнице.
В этот момент из толпы вывалился мужик лет пятидесяти в помятой рубахе в советскую клетку, заправленной в бесформенные штаны, с клочками щетины на щеках и красными прожилками на широком носу. От него разило перегаром за километр. Но я не поморщился — просто никак не мог надышаться земным воздухом. Лицо его почему-то мне знакомо, но откуда?
— Вот ты где, Серёга! — хрипло гаркнул он, неуверенно ковыляя в нашу сторону. — Там мамка тебя спрашивает! Послала за хлебом, а ты… — он махнул рукой в сторону дерева, — по деревьям лазаешь, летать пытаешься, оказывается! Космонавт, ёшкин-кот.
«Какой ещё, к чёрту, Серёга?» — поначалу пронеслось у меня в голове, пока я разглядывал подошедшего. Но потом понял, что новый я — Сергей, получается. Ну нормальное имя, да…
Мне очень хотелось спросить: «Ты кто?», но этого не потребовалось — перегарный сам пояснил. Он наклонился ко мне и дыхнул вдобавок дешёвым табаком:
— Доктор, не надо ему в больницу. Я сосед их. Вдвоём они с матерью. Да и вообще он у нас крепкий, как танк! Вон в прошлом году с крыши гаража грохнулся — и хоть бы хны! А тут — дерево, ха! Доведу до дома, будьте спокойны, товарищи.
Мама? У меня нет матери, впрочем, как и отца, и прочих старших родственников. Рос я в детском доме. Кроме жены и дочери родных людей у меня нет.
Врач нахмурился:
— Товарищ, у пострадавшего явная дезориентация.
— Да ладно вам, дохтур! — махнул рукой сосед. — Сейчас я его домой отведу, мамка ему такое «лечение» устроит… Не боись, медицина, доставлю в лучшем виде.
— Ну-ка дыхните, товарищ.
— А в чем дело? Я, промежду прочим, на выходном, не имею права?
Они еще немного попререкались, но мой новоявленный сосед переспорил-таки врачей, аргументировав тем, что холодильника у него нет, зато душа широкая. Против такого железного аргумента медикам нечем было крыть, и они ретировались со словами:
— Под вашу ответственность, товарищ! И завтра к врачу на прием.
Он тяжело опустил руку мне на плечо, и я почувствовал, как дрожат его пальцы — классическая «трясучка» выпивохи.