Выбрать главу

Зато теперь каким-то образом я очутился здесь, в 1964 году. В СССР. Если мне дан второй шанс на жизнь, значит, у этого определённо есть какая-то цель. Человек из двадцать первого века, с его знаниями и навыками, попадает в разгар холодной войны… зачем? Нет, верный вопрос таков: для чего?

Из репродуктора в спину донеслось:

«…И я ещё не знаю, что со мной будет…»

Строчка из песни очень подходила теперь мне самому. Я совершенно не знаю, что меня ждёт в будущем. Одно я знаю наверняка — в моей жизни снова будет небо и космос. Я слишком люблю летать, чтобы отказаться от этого.

А ещё у меня теперь есть мать. Мать! Мечта каждого, кто вырос в детском доме. Такое желанное слово и вместе с тем — непривычное. Для меня непривычное… Фактически — она чужой мне человек, но…

Я вздохнул и ускорился, мысленно готовясь к самой странной встрече в своей жизни. С женщиной, которая, если верить дяде Боре, была моей матерью.

Глава 2

Мы свернули во двор, и сердце ёкнуло. Всё казалось смутно знакомым, хотя я точно знал, что никогда не бывал здесь прежде.

Точнее, я из прошлой жизни здесь не бывал, а вот бывший «владелец» тела, в котором я теперь оказался, бывал. Интересно, где он сейчас? Что стало с настоящим парнем? Судя по луже крови, которая натекла из его… моей головы, он не выжил.

Я снова вздохнул и пнул ногой камешек. Наблюдая, как он катится и подпрыгивает по дороге, я вновь вернулся мыслями к маме Сергея. Я совершенно не понимал, как мне себя вести с ней. Вроде и чужой человек, но при этом кровь-то у нас одна.

Нахмурился и мысленно ругнулся. Я взрослый мужик, космонавт-исследователь со стажем, а тут разволновался, как мальчишка. Вот встретимся, а дальше буду действовать по ситуации.

Кивнув самому себе, я посмотрел на детскую площадку. Пара железных качелей, песочница, турник — вот и всё богатство. Невольно вспомнились яркие, пёстрые и многофункциональные детские площадки двадцать первого века. Но в этом тихом дворе они казались бы чужими.

Я посмотрел на малышей в одинаковых серых шерстяных костюмчиках, которые копошились в песочнице под присмотром бабушек, и в голову пришла идея. А что, если я начну аккуратно вводить достижения будущего в нынешнее время? К чему это может привести? До каких масштабов может развиться СССР, если не получится его развалить?

Так-то оно так, но… кто будет слушать вчерашнего школьника без имени, связей или значительных достижений? Вот то-то же. Я снова пнул камешек и засунул руки в карманы брюк.

Мы проходили мимо двухэтажки. На лавочке у подъезда старичок в картузе мастрячил самокрутку из газеты. Из открытого окна второго этажа доносился смутно знакомый голос зычный диктора по радио. Я напряг память, но так и не смог вспомнить, кто бы это мог быть.

Сосед, шагавший рядом, внезапно крякнул:

— Эх, Серёг, и как тебе не стыдно? Мамка-то волноваться будет! Опять бабки донесут ей и скажут: «Ваш сын с дерева брякнулся». Ага… В прошлый раз с крыши, теперь вот…

— Слушай, дядя Боря. Жив же, — буркнул я. — Ты бы лучше о себе позаботился.

— А что я, я ого-го! — почесал он нос.

Я хотел сказать, что небритый и похмельный вид, а вернее, весь образ жизни, его до добра не доведет, но нудеть не стал. Сразу видно, Боря — человек неплохой. Но кто я ему, чтобы его воспитывать? А впрочем… Ладно, сейчас свои проблемы решим, а потом и с ним, может, займусь. Нет, я, конечно, не питаю иллюзий, половина страны сейчас — любители выпить чего покрепче.

Вместо этого сказал:

— Тебе бы побриться, так и десяток лет с плеч.

Сосед одобрительно хлопнул меня по плечу:

— Ну дык… Знаешь, как за мной девки бегали? Ух!

— А если похмельем не страдать всё время, так и сейчас бегать будут, — подмигнул я.

— Так чтоб не страдать, это… Да ладно… Разве я пьющий? Вот Колька Фомин, тот да-а… А я что?

— А перегарчик просто так? Вместо одеколона у тебя?

— Ну-у… Я, может, и выпиваю, но не дурак. А дураков у нас и трезвых хватает. Вот Колька, например…

Договорить он не успел. Потому что мы поравнялись с колонкой, где две девчушки наполняли железные ведра водой. Сосед облизал пересохшие губы.

Из подвала напротив доносился мерный стук молотка. Видимо, кто-то чинил табуретку или что-то ещё. Обычное дело, насколько я помню. В Союзе всегда чинили все сами. «Золотые руки» — частое сейчас выражение.

Вообще память моя сейчас удивляла. Когда я пытался намеренно что-то вспомнить из жизни меня нынешнего — ничего не получалось. А когда просто шёл и ни о чём не думал, в памяти всплывали всякие мелочи. Вот, например, я точно знал, что вон те железные ящики — это не мусорные баки, а погреба для картошки.