— Погоди-ка, — дядя Боря внезапно остановился и пошёл к девочкам. — Ну-ка, девоньки, дайте дяде воды попить.
Те посторонились, и сосед стал черпать воду сложенной ковшом ладонью.
— У-ух, хорошо, — отфыркиваясь, проговорил дядя Боря и стал плескать воду в лицо. — Спасибо, красавицы, — поблагодарил он и вернулся ко мне. Вслед нам полетел звонкий смех и лязганье жестяных ведёрок о землю.
Мы продолжили наш путь. Я молчал, дядя Боря пыхтел рядом.
— Жарко сегодня, — снова нарушил молчание сосед, снял кепку и протёр ею лоб. Я кивнул.
Несколько минут мы шагали молча, а затем сосед снова заговорил:
— Что-то ты, Серёжка, больно молчалив сегодня, как радио, когда в розетку не воткнуто, — он кинул на меня косой взгляд и полез во внутренний карман пиджака.
Я молча пожал плечами. Разговаривать мне сейчас небезопасно, могу и лишнего спросить. Да и в принципе я был не из болтливых.
— Раньше без умолку болтал, что та трещётка, а сейчас ни словечка, ишь, — он зашуршал бумагой, и я невольно посмотрел, что у него там в руках.
— Так голова болит, дядь Борь, — отозвался я, вчитываясь в текст газеты «Вечерняя Москва», которой обмахивался сосед. — Можно? — я указал на газету.
Меня привлекло одно объявление. Взгляд уцепился за строки. Но, возможно, показалось. Поэтому я и захотел удостовериться. Сосед хмыкнул, но газету всё же дал. Я отыскал заинтересовавшее меня объявление в рамочке и вчитался:
'Московский аэроклуб им. В. П. Чкалова объявляет набор!
Требуются юноши 16–22 лет с образованием 8–10 классов.
Документы принимаются до 15 сентября 1964 г. по адресу: г. Москва, Тушино, ул. Свободы, 44.
Справки по тел. ХХ-ХХ-ХХ.
Одобрено Московским городским комитетом ДОСААФ'.
— Что у тебя там? — спросил сосед, заглядывая мне через плечо. — А-а. Узнаю маленького Серёжку, — хохотнул дядя Боря.
— Чего? — я оторвался от чтения и посмотрел на соседа.
— Да ты ж всё детство твердил о полётах и о том, что хочешь стать космонавтом. С детсада самого только об этом и талдычишь. Да только с возрастом всё меньше и меньше.
Мысленно я ещё добавил, что мой предшественник особо и не стремился превратить мечту в реальность, если судить по физической форме. Ну ничего. Дело поправимое. Нужно только хорошее питание, регулярная физическая нагрузка и… время.
— А какое сегодня число? — спросил я, снова уткнувшись в газету.
Собеседник кашлянул. Наверняка снова искоса на меня посмотрел. Нужно быть поосторожней, а то мало ли…
— Так тридцатое августа, — послышалось в ответ, и я сбился с шага.
Приём документов до пятнадцатого сентября. А уже тридцатое. Времени слишком мало, чтобы собрать нужные бумажки, впритык. А ещё нужно узнать, сколько мне лет. Наверняка мать Сергея готовила его к поступлению в техникум или ещё куда. Или он сам готовился?
«Ладно, чего гадать. Скоро буду дома и всё узнаю, » — я свернул газету и вернул её соседу.
Дядя Боря вдруг остановился у пятиэтажки с серыми стенами:
— Ну, пришли, — сказал он и хитро прищурился.
«Чего это он? — я прищурился в ответ. — Проверяет меня, что ли?»
Повернувшись, я увидел напротив нас типовую хрущёвку с одинаковыми балконами. На первом этаже была вывеска «Почта» с нарисованным конвертом. У подъезда стояли три женщины в фартуках, которые оживлённо обсуждали что-то.
«Значит, где-то здесь мой дом», — подумал я, нащупывая в кармане ключи. А сосед наблюдал, куда я пойду. Хитрый советский жук.
Но гадать не пришлось. Странное чувство снова охватило меня. Будто я одновременно и помнил этот двор, и видел его впервые. Например, я точно знал, что за углом находится парикмахерская, но понятия не имел, как выглядит «моя» квартира.
Дядя Боря не торопил меня. Он молча стоял сбоку и внимательно смотрел, будто ожидая чего-то.
«Ладно, » — выдохнул я, доверившись интуиции, и ноги сами понесли меня к третьему подъезду.
Видимо, тело помнило дорогу лучше, чем мое сознание. Сзади послышались шаги соседа, который по-прежнему наблюдал и молчал.
Чистый подъезд встретил нас свежей побелкой и запахом жареной рыбы. Ни тебе окурков, ни исписанных стен. Я задержался на секунду, вдыхая этот знакомый и одновременно новый запах. На окнах в каждом пролёте стояли горшки с геранью, красные соцветия ярко выделялись на фоне белых стен. Полы тускло отсвечивали мелким кафелем с простеньким узором, а перила выкрашены в тот самый, узнаваемый с детства цвет морской волны.