Он быстро подошёл к Володе, который всё ещё мял в пальцах свой «картофельный» рисунок.
— Авдеев! В небе у вас не будет времени доставать линейку и чертить! Вы должны знать профиль крыла так же хорошо, как свою ладонь.
Повернулся и оглядел нас всех, методично стуча пальцем по виску:
— Лётчик думает не только головой. Лётчик думает руками, спиной, вестибулярным аппаратом. Когда вы дергаете ручку на посадке, вы должны чувствовать, как воздух обтекает крыло. Без приборов, без видимости.
В классе повисла тишина. Даже вечно неугомонный Рыков перестал ёрзать.
Лисин медленно развернулся к доске:
— Поэтому завтра те, кто нарисовал хоть что-то похожее на крыло — пойдут на тренажёр. Остальные… — он бросил взгляд на Володин шедевр, — будут тренироваться до тех пор, пока их руки не запомнят эту кривую лучше, чем лицо собственной матери.
Повисла небольшая пауза. Потом он добавил уже спокойнее:
— Потому что когда-нибудь это спасёт вам жизнь. Когда в кабине будет темно, холодно, а земля — очень близко.
Затем он взял на проверку мой листок. Я, конечно, мог нарисовать идеальный профиль, но слегка «испортил» кривую, чтобы особо не выделяться.
— Громов… — Лисин прищурился. — Почти правильно. Но вот здесь… — он ткнул пальцем в место, где я намеренно сделал небольшой изгиб менее плавным. — Здесь нужно подправить.
— Товарищ полковник, я торопился, — слукавил я.
— В небе торопиться — себе дороже. Исправить к следующему занятию.
Затем он подошёл к доске и резко стёр рисунок.
— А теперь — внимание!
Он нарисовал крыло с резким изломом.
— Кто скажет, что здесь не так?
Я знал ответ — это был профиль для сверхзвуковых скоростей, которые только начинали изучать, поэтому поднял руку.
— Ну? — Лисин обвёл взглядом класс. — Опять только Громов знает?
— Это… крыло для быстрых самолётов? — неуверенно сказал Миша Зайцев.
— Правильно, но не совсем. Это крыло для скоростей, которые пока ещё не достигнуты. Но будут. И кто-то из вас, возможно, будет их испытывать.
Он посмотрел прямо на меня.
— Громов, тебе кажется, этот профиль эффективен?
Я сделал вид, что раздумываю, но недолго.
— На сверхзвуке — да. Но на малых скоростях он будет «сыпаться».
Лисин замер и прищурился.
— Откуда ты это знаешь?
— Читал журнал «Техника — молодёжи». Там в статье «Крылья для скорости звука» было упоминание испытаний X-15. Без деталей, но с базовыми принципами. Ещё читал книгу «Сверхзвуковые самолёты» Озерова, она есть в районной библиотеке.
— Хм… — Лисин нахмурился. — Интересно. Очень интересно…
Володя шепнул мне, наклонившись к уху:
— Ты, Громов, или гений, или шпион. Ха!
— Или просто умею читать, — улыбнулся я.
Я вынырнул из воспоминаний, когда в мою тарелку плюхнулся кусок чёрного хлеба.
— Очнулся, профессор? — Володя, красный после физподготовки, размахивал ложкой. — Лисин тебя завтра опять на «доску почета» вывесит. А меня опять в «стойку».
Катя фыркнула:
— Если будешь так рисовать, тебя не в лётчики, а в художники отправят. В абстрактный стиль!
— А что, — Володя важно надул щёки, — я новое направление создам! Кубизм авиационный!
Я улыбнулся, но тут же мысленно вернулся к ещё одному примечательному моменту прошедшей недели.
Капитан Ветрова, наша преподавательница по метеорологии, ворвалась тогда в класс, как фронтовой штурмовик Ил-2. На плече у неё болталась потрёпанная планшетка с картами погоды, в руках она несла коробку с барометрами — старыми, с белыми шкалами, но аккуратно протертыми до блеска.
— Ну что, курсанты, сегодня будем учиться слушать небо.
Она опустила ящик на стол и поправила пучок седых волос. Затем раздала нам барометры-анероиды.
— Кто скажет, какое давление считается нормой? — спросила она и глянула на нас поверх очков.
— Семьсот пятьдесят! — выкрикнул Саша Рыков, который часто был уверен в своей правоте, даже если никто в ней не был уверен.
Ветрова покачала головой.
— Ну что ж, Рыков, если бы ты был барометром, то все самолёты уже давно падали бы, как осенние листья, — усмехнулась она. — Норма — семьсот шестьдесят. Запомните, как своё имя.
Ветрова подошла к окну и распахнула его. В класс ворвался прохладный воздух.
— А теперь, товарищи курсанты, посмотрите в небо и скажите — какая погода будет завтра?
Мы столпились у окна и дружно уставились на улицу.
— Вон вороны на проводах сидят — к потеплению! — уверенно заявил Иван.
— А облака клочьями — к ветру, — добавил Фёдоров, прищурившись.