— Мне пора, — Катя встала на цыпочки и чмокнула меня в губы. Потом, уже запрыгивая на подножку, обернулась и крикнула: — До встречи!
Она высунулась в окно, широко улыбнулась и помахала рукой.
Трамвай тронулся, увозя её. Я стоял и махал ей вслед, пока красный огонёк хвостового фонаря не растворился в темноте. Я сунул руку в карман и наткнулся на что-то мягкое. Достал и увидел, что это была Катина перчатка. Маленькая, поношенная на указательном пальце — там, где она всегда держит карандаш.
Я улыбнулся и сунул перчатку обратно в карман — завтра отдам.
Домой я возвращался знакомым маршрутом, не обращая внимания ни на что вокруг. Мыслями я был в завтрашнем дне — перебирал в уме те элементы, которые нужно отработать до автоматизма.
Подходя к нашему подъезду, я увидел, что в окне нашей кухни горит свет. Видимо, отец снова засиделся допоздна с папиросой и газетой. В последнее время это стало неотъемлемой частью нашей жизни. С отцом отношения у нас были по-прежнему нейтральные. И я, и он почему-то держали дистанцию. Я не мог полностью доверять человеку, о котором ничего почти не знаю. А вот почему отец не пытался наладить общение с собственным сыном — вопрос поинтереснее.
Повернув ключ в замке, я услышал его голос из-за двери:
— Это ты, Сергей?
— Я, — бросил я в ответ, снимая пальто.
Как я и думал, отец сидел за кухонным столом, перед ним дымилась кружка чая, рядом лежала разложенная карта. Он посмотрел на меня, потом на часы.
— Поздно вернулся.
— В кино ходил, — коротко ответил я, садясь напротив.
Отец хмыкнул и потянулся за папиросой, зажёг, глубоко затянулся. Дым кольцами поплыл к потолку.
— Мне, возможно, скоро придётся уехать, — неожиданно сказал он.
Я замер.
— Надолго?
— Не знаю.
— Мама в курсе?
Отец покачал головой:
— Нет. И пока не стоит ей об этом говорить.
Я встал, опёрся руками о стол:
— Может, ты скажешь, наконец, где ты пропадал всё это время — и куда ты собрался на этот раз? Мать-то волноваться будет.
Он снова отрицательно мотнул головой:
— Не могу.
Я вздохнул, выпрямился:
— Не исчезай снова, не предупредив её. Ты же знаешь, как она отреагирует.
Отец посмотрел на меня, потом потушил папиросу.
— Ложись спать, — сказал он. — Завтра у тебя лётный день.
Я повернулся, чтобы уйти, но задержался в дверях.
— Отец…
Он не ответил, снова углубившись в чтение.
«Ну и хрен с тобой», — подумал я, направляясь в свою комнату.
В моей комнате было тихо. Я бросил перчатку на стол, где она легла рядом с конспектами по аэродинамике. Мысленно снова напомнил себе, что нужно бы её вернуть Кате завтра. За окном темнело небо — завтра обещали ясную погоду, отлично для полётов. Я погасил свет и лёг спать.
Но на следующий день я так и не вернул Кате перчатку.
Утро началось как обычно: ранний подъем, поездка в аэроклуб, зарядка под присмотром дежурного офицера, затем я отправился в столовую, где встретил ребят из своей группы.
— Громов, видел тебя вчера в «Октябре», — подвигал бровями Шевченко и с улыбочкой добавил: — Как прошло свидание?
Я отмахнулся, но наш штатный зубоскал Володя тут же подхватил:
— О-о-о, да у нас тут курсант не только самолёты осваивает, но и сердечные высоты! Ну что, ас, уже набрал крейсерскую высоту или ещё на рулении?
— Тебе бы свои конспекты подучить, — парировал я. — До сих пор единственный, кто путает элероны с закрылками.
Все засмеялись. Даже суровый повар тётя Зина, разливающая кашу, фыркнула, не сдержавшись. Володя надулся, как мышь на крупу, и что-то невнятно пробурчал с набитым ртом.
— А вообще, — вдруг серьёзно сказал Петров, — вы в курсе, что Крутов кого-то отбирает? Говорят, будут показательные выступления. С иностранцами будем летать.
Я поднял глаза на одногруппника:
— Откуда информация?
— Да все шепчутся. Вон, — он кивнул в сторону стола инструкторов, — даже Смирнов сегодня без привычной своей кислой мины.
Я повернулся и действительно увидел, как наш обычно угрюмый инструктор что-то оживлённо обсуждает с коллегами.
Раздался звонок, и я поспешил на лекцию к Лисину, который наверняка сегодня не изменит себе и будет сыпать вопросами. Мне даже интересно…
И я не ошибся. Стоило начаться лекции, как Лисин тут же пошёл в атаку:
— Громов! Почему при развороте на Як-18 нужно давать ногу?
Я уже открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент дверь открылась, и в аудиторию вошел дежурный.