— Слушай, Громов, — он говорил тихо, без обычной ехидцы. — Для меня это выступление — шанс. Шанс выйти из тени отца. — Он резко затянулся, бросил окурок. — С детства я слышу, что должен не опозорить фамилию отца. А если я делаю успехи, слышу что-то вроде: ну ты же сын Борисова, оно и понятно… — последнюю фразу он произнёс изменившимся голосом, будто изображая кого-то.
Я молчал, давая ему выговориться. Борисов вздохнул, взъерошил волосы и посмотрел на меня:
— Я знаю, что ты рвёшься в Качу. И даже где-то завидую твоим смелости и упорству. По правде говоря, тогда, в первый день, я специально дал тебе 45 градусов. Хотел проверить. — Он усмехнулся. — Ты выдержал.
Мы ещё час общались на разные темы, обсуждали нюансы, которые нужно отработать, а когда мы разошлись, то стали если не друзьями, то командой. Именно с этого момента всё изменилось. Мы начали работать как единый механизм. Борисов больше не лихачил, а я научился предугадывать его манёвры. К началу третьей недели наш строй стал чётким, как у опытного экипажа.
Катю я видел пару раз мельком. У нас состоялся разговор. Я объяснил ей всё. Хотя этого, как оказалось, и не требовалось — она понимала всё и без моих объяснений, следила за нашими успехами и всячески старалась поддержать.
Ребят из группы тоже практически не видел. Только в классе да на практических занятиях. Даже в столовой мы не успевали пересекаться.
Дома я бывал редко. Возвращался затемно, разогревал на плите то, что оставила мать, проглатывал ужин и падал в кровать. Отца не видел почти. Он исчезал куда-то с утра и возвращался ещё позже, чем я. Поэтому мы почти не пересекались.
И вот, наконец, наступил день икс — Седьмое ноября.
Мы с Борисовым стояли возле наших Яков, дожидаясь сигнала к старту. Утро выдалось чуть морозным, но ясным — идеальная погода для полётов.
Трибуны были заполнены до отказа. На передних рядах — иностранные делегации: немцы в тёмно-синих мундирах, чехи с «Практикой» в руках, несколько поляков в гражданском. За ними сидели наши: военные в парадной форме, представители ЦК, корреспонденты «Красной звезды» с блокнотами наготове.
Борисов толкнул меня локтем, едва заметно кивнув в сторону центральной трибуны:
— Вон, смотри, — прошептал он. — В сером пальто.
Я присмотрелся. Среди высоких чинов действительно выделялась узнаваемая фигура — Леонид Ильич Брежнев. Он оживлённо беседовал с Косыгиным, время от времени поглядывая в сторону аэродрома.
— Говорят, он в авиации толк понимает и сам курирует наши космические запуски, — добавил Борисов, поправляя шлем. — Так что нам нельзя оплошать.
Я кивнул и продолжил медленно водить взглядом по окружающему пространству. Вокруг царила праздничная атмосфера. На краю лётного поля расположился оркестр МВО, который в данный момент исполнял «Авиамарш». Тут и там мелькали пионеры, раздающие гостям красные гвоздики. У ангара толпились зрители попроще: рабочие с ближайших заводов, семьи военных, студенты.
— Эй, птенцы! — донёсся голос дяди Пети. Он подошёл, держа в руках два красных вымпела. — Привяжите к стойкам, для солидности.
Борисов взял вымпел, развернул его и я прочёл надпись: «47-й годовщине Великого Октября — ударный труд советских авиаторов!», которая сверкала золотом на алом полотнище.
— Красиво, — улыбнулся он, привязывая вымпел к антенне. — Главное, не потерять в воздухе.
Я проверил крепление своего — «Миру — мир!» с изображением голубя.
В этот момент по громкоговорителю раздался голос комментатора:
— Товарищи! Начинаем показательные выступления авиаторов Московского аэроклуба ДОСААФ!
Оркестр грянул торжественный марш. Мы с Борисовым переглянулись.
— Ну что, напарник, — сказал он серьёзно, протягивая руку. — Ни пуха!
Я крепко пожал его ладонь:
— К черту!
Несколько секунд мы серьёзно смотрели друг другу в глаза, а затем не выдержали и сдавленно усмехнулись. За эти почти три недели это стало нашей традицией, своеобразным ритуалом.
В это время к нам подошёл непривычно нарядный в парадной форме Смирнов. Молча осмотрел нас, затем кивнул своим мыслям и коротко скомандовал:
— По машинам.
Мы заняли свои места. Впереди — Борисов на одиночном Як-18, сзади я на таком же. Да, я наконец-то тоже заработал право летать самостоятельно без инструктора.
Где-то вдалеке, на трибунах, я разглядел свою группу, а рядом с ними мать и Катю. Отца видно не было. Ну и чёрт с ним.
Бросив последний взгляд на трибуны, я залез внутрь кабины. Показательное выступление нашей пары началось.