— Потом… Потом я повзрослел, сын.
И в этом «повзрослел» я услышал звон миллионов осколков от разбитых мечт всех детей мира.
— Но, — нарочито бодрым голосом сказал отец, — я ни о чём не жалею. Ведь я встретил твою мать, потом у нас появился ты. Да и космос ближе, чем нам кажется, — он подмигнул мне. — Пойду перекурю и чаю выпью. Тебе заварить?
— Да, спасибо, — сказал, обдумывая его слова о космосе, который ближе, чем нам кажется. Ведь он прав. К примеру, от Москвы до Питера по прямой 634 километра. А до космоса — всего 100–122 километра.
Когда отец ушёл на кухню, я остался один на один с грудой хлама. Глянув на тумбочку и оценив её размеры, я решил, что справлюсь с ней и без помощи отца. Тумбочка поддалась с лёгким скрипом, обнажив на полу фотокарточку в пыльной паутине.
— Оп-па, что здесь у нас? — негромко проговорил я, наклоняясь за фотографией.
Подцепил её ногтем, поднял, пыль сдул. Перевернул и вгляделся в снимок, на котором был изображён отец лет двадцати, в кожаной куртке, рядом с ним сидят и улыбаются четверо. Лица смутно знакомые, кроме одного… Этого человека я узнаю везде и всегда.
— Да ладно… — неверяще проговорил, рассматривая снимок.
— Ну что, продолжим? — повеселевший отец вошёл в коридор, вытирая влажные руки о брюки.
Я поднял карточку, повернув её к свету.
— Объяснишь? — спросил я.
Взгляд отца скользнул по фото и с его лица медленно сползла улыбка. Передо мной снова стоял тот отец, которого я знал до сегодняшнего дня — холодный, осмотрительный, скупой на слова и эмоции.
«Что ж, — подумал я, наблюдая за трансформацией отца. — Это будет любопытный разговор».
Глава 5
Отец стоял в полушаге от меня, строго поджав губы.
— Нечего тут объяснять, — глухо проговорил он, широко шагнув через ящик с гвоздями. — Старая фотография, старые знакомые. Всё.
Снимок исчез у меня из рук быстрее, чем я успел моргнуть. Я мысленно хмыкнул, наблюдая, как он прячет карточку в карман старых брюк. Да-а, «старые знакомые». Как же. Ведь у всех «обычных советских людей» было фото с Сергеем Павловичем Королёвым. Которого часто называли человеком без имени или просто «Главный Конструктор». Живая легенда из моих учебников будущего. Но здесь, в 1964-м, его лицо знали лишь избранные. И мой отец один из них, получается.
— Отец, — сделал я наигранно-восторженные глаза, будто только что увидел диво-дивное перед собой. — Да ты же с Константином Петровичем Феоктистовым знаком! Это ж… — я специально запнулся, имитируя юношеский восторг. — Он же в «Восходе» летал! По телевизору показывали, в «Известиях» писали! Один из участников первого группового экипажа и впервые — без скафандров. Шестнадцать раз облетели землю за сутки и семнадцать минут!
Говорил я всё так же восторженно, но взгляд мой цепко отмечал малейшие изменения в позе отца. Стоило мне заговорить про Феоктистова, как я сразу же заметил, что отцовские плечи едва заметно дрогнули, словно с них сняли невидимый груз. Лицо разгладилось так же стремительно, как мятая простыня после горячего утюга.
— Феоктистов… — протянул он, разминая мочку уха. — Ну, пересекались когда-то. То там, то сям, то молодёжные бригады… — рука его машинально потянулась к пачке «Беломора» в нагрудном кармане. — Пути разошлись. Он — в звёзды, я — в цеха.
Я кивнул, делая вид, что верю. Враньё. Особенно, если учесть тот факт, что Феоктистов был единственным беспартийным космонавтом. В голове моей уже начал потихоньку складываться пазл. Остальные люди на фото тоже были смутно знакомы: лётчик-испытатель с орденом Красной Звезды, инженер в очках-«велосипедах»… И все они так или иначе крутились возле закрытого НИИ-88. Если отец среди них…
— Отдохнул? — перебил мои мысли отец, швырнув в угол смятый журнал «Огонёк». — Давай заканчивать. Поздно уже.
— Но как вы познакомились? — не отступал я, поднимая с пола ящик с гвоздями.
Отец резко обернулся. В его глазах мелькнуло странное выражение, похожее на растерянность, но быстро сменилось отстранённостью.
— На курсах рационализаторов, — буркнул он, хватаясь за тумбочку. — давай, Сергей. Не стоит терять время на пустые разговоры.
Я кивнул, делая вид, что повёлся на байку про рационализаторов.
— Отец, а если… — начал я, но он резко выпрямился и перебил меня:
— Серёжа. — Голос его прозвучал мягче, но со стальными нотками. — Завтра у тебя лекции. А у меня смена в шесть.
«Ладно, — подумал я, — сейчас расспросы ни к чему не приведут. Но теперь я знаю, в каком направлении копать и куда смотреть».
— Как скажешь, отец, — пожал я плечами и принялся за работу. — Давай лучше о космосе поговорим.