— Прав, — согласился я. — Отчасти.
Павел Алексеевич еле слышно ругнулся.
— Ты понимаешь, что теперь будет? — он сжал папку с документами так, что побелели костяшки пальцев. — В Каче все птенцы из генштабовских гнёзд. Твой перевод для них как красная тряпка для быка. — Он нервно провёл рукой по фуражке с потёртым козырьком, оставив на сукне жирный отпечаток. — Там не любят выскочек, Серёга. Особенно из рабочих семей.
— Понимаю, — согласился я и запрокинул голову, глядя, как в воздухе кружатся крупные снежинки.
— Тебя же в там сожрут заживо… — сквозь зубы проговорил Крутов.
Я усмехнулся и посмотрел на майора:
— Зубы обломают, — сказал я.
Павел Алексеевич на несколько секунд замер в напряжённой позе, не сводя с меня глаз, а потом расслабился и тоже уставился на падающие снежинки.
— Это да, — хмыкнув, согласился Крутов.
Мы стояли так минуту, пока ветер не начал забираться под воротник. Затем Крутов махнул рукой и скрылся в здании. Я же остался на пороге, глядя, как снег засыпает следы «Волги».
Глава 8
Морозный воздух звенел, как натянутая струна. Стоя в строю на плацу аэроклуба, я чувствовал, как ледяная крошка со вчерашнего снегопада пробирается под воротник шинели. Перед фасадом здания, украшенным транспарантом «С Новым 1965 годом, товарищи!», выстроились три шеренги курсантов. Над головами трепетал алый флаг с вышитым профилем Чкалова — подарок ветеранов к двадцатилетию клуба.
Крутов вышел на деревянный помост, поправив малиновый кант фуражки. Его сапоги гулко отстукивали ритм по обледенелым доскам.
— Товарищи курсанты! — голос майора, привыкший перекрывать гул моторов, раскатился по плацу. — В канун нового года принято подводить итоги…
Он говорил о плановых показателях, перевыполнении норм по налету часов, о трудовом энтузиазме, с которым наш коллектив встретил решения ноябрьского Пленума ЦК. Снежинки оседали на его эполеты, превращаясь в блёклые звёздочки.
— Но сегодня, — Крутов сделал паузу, доставая из папки лист с гербовой печатью, — аэроклуб имени Валерия Павловича Чкалова отмечает событие, равного которому не было за все двадцать лет его истории. Да что там, такого не было в стране!
В строю зашевелились. Кто-то сдержанно кашлянул, кто-то переминался с ноги на ногу, пытаясь согреть затекшие пальцы.
— Седьмого ноября курсант Громов Сергей Васильевич, — майор бросил взгляд в мою сторону, — проявив мужество и мастерство, предотвратил катастрофу, последствия которой могли стать ударом по престижу Советской Родины.
Строй замер. Даже ветер стих, будто прислушиваясь.
— Особым приказом Министра обороны СССР Маршала Советского Союза Родиона Яковлевича Малиновского от 26 декабря 1964 года, — Крутов выпрямился, держа документ как боевое знамя, — курсант Громов Сергей Васильевич досрочно выпущен из аэроклуба имени В. П. Чкалова с зачислением в Качинское Краснознамённое высшее военное авиационное училище лётчиков имени А. Ф. Мясникова.
Тишину взорвали аплодисменты. Слева тихо присвистнул Володя. Я посмотрел на Катю, которая смотрела прямо перед собой, не мигая. Крутов поднял руку, возвращая строю дисциплину.
— От имени совета аэроклуба, — майор достал из папки бархатный футляр, — вручаем Сергею Громову памятный нагрудный знак «За особые заслуги в авиационно-спортивной работе»…
Он замолк, внезапно проведя ладонью по глазам, будто соринку вытирал.
— … И обещаем, — в голосе майора появилась хрипотца, — что твоя фотография в лётном шлеме будет висеть на Доске почёта до тех пор, пока самолёты поднимаются в небо.
Павел Алексеевич посмотрел на меня и громко скомандовал:
— Курсант Громов, выйти из строя!
Сапоги отбили чёткий ритм: левый, правый, левый. Поворот к строю. Ладонь у виска.
— Разрешите обратиться, товарищ майор?
Крутов кивнул, сжимая футляр со знаком.
— Товарищи курсанты и инструктора! — Я обвёл взглядом знакомые лица — румяные от мороза, с горящими любопытством взглядами. — Когда я впервые пришёл сюда, мне казалось, что небо — это синяя стена за ангарами. Вы научили меня, что небо — это…
Я замолк, поймав взгляд Крутова. Он едва заметно улыбался.
— … Это дорога. Дорога, которая начинается не с полосы, а с чертёжной доски в классе теории. С мозолистых рук механиков, проверяющих каждый болт. С дежурств у рации. — Я поднял руку, показывая на синеву между облаками. — Сегодня я стою здесь благодаря тем, кто верил, что восемнадцатилетний парень без опыта полётов сможет дотянуться до этой высоты.