— Макет. Настоящие хранятся не здесь, — объяснил я, вспоминая историю из будущего. — А вот это…
Мы остановились у диорамы «Белка и Стрелка в полёте». Собаки, застывшие в кабине «Спутника-5», смотрели сквозь иллюминатор на нарисованную Землю. Рядом висела табличка: «Первые покорители космоса. 1960 год».
— А нам в детстве про Лайку истории рассказывали, — пробормотала Катя, разглядывая стенд. — Героическая и добрая собачка.
Я промолчал. Ну не говорить же Кате, что в стране не принято было сообщать о неудачах и трагедиях внутри государства. Поэтому и полет Лайки не вызвал особого резонанса. Это уже потом все гиды будут рассказывать о собачках-первопроходцах, а сейчас об этом молчат.
У витрины с образцами «космической еды» в тюбиках мы задержались дольше всего. Катя тыкала пальцем то в один образец, то в другой:
— И это они едят в космосе? Выглядит как зубная паста.
— Зато не крошится, — парировал я. — В невесомости даже крошка может привести к пагубным последствиям.
Катя покивала головой с важным видом, но тут её внимание перехватил макет лунной станции «Луна-3» — та самая, что первые снимки обратной стороны луны сделала.
— Думаешь, мы на Луну ступим? — Катя приложила ладонь к стеклу витрины, за которым мерцала серебристая модель.
— Обязательно. Лет через пять, думаю, — ответил я, зная, что в реальности это случится не скоро. — И первыми будут наши.
Она повернулась ко мне, и в её глазах вспыхнул тот самый огонёк, что зажигался в аэроклубе, когда она садилась в кабину самолёта:
— Ты бы полетел?
Вопрос повис в воздухе, как маятник Фуко под куполом Планетария. Где-то за спиной экскурсовод вещал о преимуществах социалистической космонавтики.
— Если прикажут — полечу. Но сначала надо в космонавты попасть, — я улыбнулся и легонько щёлкнул её по носу.
Она рассмеялась, и мы двинулись к выходу, обогнув стенд с фотографиями Циолковского. У дверей Катя вдруг замедлилась и практически на ухо прошептала:
— Говорят, в этом году наши в открытый космос выйдут.
Я посмотрел на неё, округлив глаза и удивляясь её осведомлённости.
— Папа слышал от знакомых, — она подмигнула, словно читая мои мысли. — Секретов нет, когда инженеры пьют чай в курилке.
Мы вышли на улицу. Снаружи распогодилось, солнечные лучи искрились на снегу. Где-то вдали слышались звуки зимнего фестиваля «Русская зима». Народ сновал небольшими группами от одного павильона к другому.
— Может в «Мороженое» заглянем? Ты как относишься к мороженому зимой? — предложил я.
— Положительно, — закивала Катя. — Нигде больше не найти столько видов мороженого, как там. Один из моих любимых павильонов, — она мечтательно закатила глаза и негромко протянула: «М-м-м».
Я рассмеялся, наблюдая за ней.
— Ну тогда пойдём.
Пока мы шли к павильону, я ощущал какой-то детский восторг внутри. Будто вот-вот должно произойти долгожданное чудо. И вот мы перед нами выросло из сугробов здание, словно айсберг, вынырнувший из полярных вод. И стены у него стены у него такие, что прямо искрятся на солнце — будто из льда сделаны. Да-а, это здание было именно таким, каким я его помнил. Даже лучше.
Сейчас я себя снова ощутил тем мальчишкой-сиротой, который стоял и во все глаза таращился на это сверкающее великолепие. Нам тогда шефы организовали поездку на вднх для отличников в качестве поощрения. Я был в их числе. Помню, когда я тогда увидел павильон, мне показалось, что именно там выглядит дворец Снежной королевы.
Я шагнул ближе и, как и тогда в детстве, засмотрелся на переливы солнца на мраморной крошке с примесью слюды. Архитектор явно пересмотрел фильмов про Шеклтона — фасад напоминал айсберг, готовый разломиться пополам. Над входом нависали «льдины» из пенобетона, покрашенные в молочно-голубой. В детстве я ждал, что с них вот-вот хлынет ледяная вода, но, естественно, этого так и не произошло.
Я задрал голову и улыбнулся, вспомнив, как впервые увидел этого тюленя. Мне тогда мерещилось, что зверь смотрел на посетителей с немым укором: мол, я тут вмёрзший навеки торчу, а вы внутри эскимо трескаете.
— Пойдём, — сказал я Кате и взял её за руку.
Внутри было тепло и уютно. С порога в нос ударил запах ванили со сливками. А у входа уже собралась очередь. Кто-то горячий чай покупает, кто-то сразу за мороженым. Тут и там раздавался детский смех. Да и взрослые тоже радовались, как дети. Витрины ломились разнообразного мороженого: и сливочное, и шоколадное, и клубничное, и ореховое.
Вообще атмосфера здесь была особенная. Словно заходишь в волшебный шкаф: шаг внутрь — и ты уже не в январе, а где-то между июльским полднём и детством. Даже мороз за окнами теперь казался декорацией.