За воротами училища меня встретил прохладный ветер с Волги. Солнце сегодня припекало по-весеннему, отражаясь в лужах от подтаявшего снега. Пока шел к трамвайной остановке, мысли вертелись вокруг Катиного письма. Она писала, о планах сходить в театр с маминой подругой. До этого момента мы с ней о театре не говорили, а раз ей такое по душе, я решил взять и нам с Катей билеты.
Добравшись трамваем до центра, я направился к зданию Волгоградского драматического театра им. М. Горького. Оно, как и весь восставший из руин город, несло отпечаток недавней войны — монументальный сталинский ампир, строгие колонны, но с какой-то новой, послевоенной сдержанностью в отделке. Большие афишные тумбы у входа пестрели названиями постановок и, конечно же, крупными буквами выделялась «Трехгрошовая опера». Б. Брехт.
Я осмотрелся — подходы к кассам были оживленными. Именно у одной из касс я и застал не самую приятную сцену.
Молодая женщина, лет двадцати пяти, в аккуратном коричневом пальто и платочке, сжимала в руке театральные билеты. Ее глаза блестели от непролитых слез, голос дрожал:
— Пожалуйста, поймите… Непредвиденные обстоятельства… Мать в тяжелом состоянии, в Куйбышев срочно нужно ехать… Не до театра нам будет в эти дни… Возьмите билеты обратно, ну хоть часть денег…
Кассирша, женщина с усталым лицом, монотонно, словно заученную мантру, повторяла ей в ответ:
— Правила знаете, гражданка. За сутки до спектакля положено только 50% возврата. И то с заявлением. Меньше суток если и билет возврату не подлежат. Больничный лист или справку о смерти предоставьте и тогда поговорим. У вас что, справка есть? А Заявление?
— Да какая справка⁈ Какое заявление? — голос девушки сорвался на крик от отчаяния. — Я только вчера телеграмму получила! Сегодня же уезжать надо! Вы же можете понять! Неужели нельзя пойти навстречу⁈
— Понимаю, — ответила кассирша без тени сочувствия в голосе, — но правила есть правила. Не я их устанавливаю. Не мне их нарушать.
Женщина бессильно топнула ножкой, отвернулась, смахивая предательскую слезу. Видно было, что деньги, уплаченные за билеты (пятнадцать рублей — именно столько, как я позже узнал, они стоили) были для нее ощутимой суммой, и терять их впустую ей очень не хотелось. Женщина отошла от кассы, растерянно оглядываясь, не зная, что делать с ненужными теперь бумажками.
Ситуация у женщины, конечно, неприятная, но для меня всё сложилось наилучшим образом. Не теряя больше времени, я подошел к ней.
— Добрый день, — сказал я максимально спокойно и вежливо, чтобы не испугать и без того расстроенную женщину. Следом я достал из кармана шинели чистый, еще пахнущий казарменным мылом, носовой платок и протянул ей. — Простите, я случайно стал свидетелем вашего разговора… — я кивнул в сторону касс.- Не расстраивайтесь вы так.
Женщина удивленно взглянула сначала на моё лицо, затем окинула быстрым взглядом мою форму. После этого она взяла платок и смахнула слезы.
— Спасибо… — прошептала она. — Просто беда…
— Какие билеты хотите сдать? — спросил я, как можно более нейтрально.
— Да вот… — Она показала мне пять небольших картонных билета. — На «Трехгрошовую оперу». На вечер двенадцатого. Пять билетов, в партер… Хотели с семьёй сходить… А тут такое… — Голос ее снова задрожал и она уткнулась в платочек.
Пять билетов… Мне-то нужно было три — для себя, Кати и Наташе обещанное отдать. Но пять… Ладно, отдам Наташе два. Пусть подругу возьмёт или ещё кого-нибудь. Не идти же ей одной в театр. А ещё один билет найду куда пристроить.
— Места рядом? — уточнил я, хотя уже знал ответ.
— Рядом, — кивнула женщина. — Хорошие места, восьмой ряд, центр… — Она с надеждой посмотрела на меня.
Я сделал вид, что раздумываю. На самом деле решение созрело мгновенно ещё когда я только наблюдал их беседу с кассиршей. Для важных вещей деньги всегда найдутся.
— Видите ли, — сказал я, — мне как раз нужны билеты на этот спектакль. Вышло так, что мы поздно спохватились и вряд ли в кассе остались ещё билеты. Поэтому… — Я сделал паузу и посмотрел женщине в глаза. — Если вы согласны, я возьму ваши билеты. По той цене, за которую вы их брали.
Глаза женщины широко раскрылись, в них вспыхнул настоящий, неподдельный луч надежды и облегчения.
— Правда⁈ — Она чуть не выронила билеты. — Вы… Вы спасёте меня! Да, конечно, я согласна! Вот, пожалуйста! — Она торопливо сунула мне пять билетов. — Они по три рубля каждый. Пятнадцать рублей всего.
Я достал из внутреннего кармана бумажник, вынул три пятирублевки и протянул их ей.