«Наверняка отец снова сидит в своём кресле и читает очередную книгу из этих», — раздражённо подумала Наталья и, хлопнув дверцей такси, зашагала к дому.
В гостиной потрескивал доигравший патефон, на столе стоял хрустальный графин с армянским коньяком и недопитый бокал. Михаил Валерьянович Грачёв, высокий, грузный мужчина с проседью в тёмных волосах, сидел в кожаном кресле и лениво просматривал свежий номер «Правды». На пальце поблёскивал массивный перстень с тёмным камнем.
Дверь в прихожую распахнулась с таким грохотом, что он непроизвольно вздрогнул.
— Наташа? — окликнул он, откладывая газету.
Ответом ему были громкие шаги по лестнице — тяжёлые, с размаху.
В гостиную ворвалась Наталья, скидывая на ходу шубку. Меховая шапка полетела на диван, сапожки — под вешалку.
— Душа моя, что случилось? — Михаил Валерьянович приподнял бровь.
Дочь не ответила. Она остановилась посреди комнаты, тяжело дыша, потом вдруг всхлипнула и бросилась к отцу.
Шлёпнулась на колени перед его креслом, уткнулась лицом в его колени и разрыдалась.
Михаил Валерьянович замер, силясь вспомнить, когда в последний раз плакала его дочь, но не мог… Даже на похоронах матери она не проронила не слезинки. Он сдвинул брови и тяжело засопел. Потом медленно положил руку на голову дочери и принялся гладить её по волосам, как делал это каждый раз, когда она расстраивалась.
— Кто? — спросил он тихо.
Наталья махнула рукой, но он сжал её плечо и повторил, уже жёстче:
— Кто?
— Да курсант один, папа… — пробормотала она, не поднимая головы.
— Фамилия.
Наталья вздрогнула и наконец посмотрела на него.
— Зачем тебе его фамилия?
Отец не ответил. Только смотрел. Холодно… Тяжело.
— Громов… — сдалась она.
Михаил Валерьянович нахмурился. Громов… Фамилия знакомая. Где-то он её слышал. Причём недавно.
— А зовут как? — Спросил он, глядя на огонь в камине.
— Сергей.
Отец резко встал, отчего Наталья едва не потеряла равновесие. Он подошёл к окну, заложив руки за спину.
«Сергей Громов…» — мысленно повторил он имя, прокручивая в голове новости, которые он получал за последние месяцы.
И тут в памяти всплыло липовое ограбление в Москве. На самом деле то была инсценировка — целью было добыть документы. Дело пустяковое, но всё пошло наперекосяк из-за сына цели, как ему позже доложили. А потом в дело вступила контора и Михаилу Валерьяновичу пришлось отступить.
И, как выяснилось позже, сына тоже звали Сергеем и он собирался в лётное училище. Каков процент совпадения того, что примерно в одно и то же время всплывут аж сразу два Сергея Громовых? Вот и Михаил Валерьянович не верил в такой бред. А значит… Это тот самый сынок Громова и он посмел обидеть его дочь.
Михаил Валерьянович медленно вернулся к столу, взял бокал, отхлебнул коньяку.
— Папа… — Наталья смотрела на него с внезапной тревогой. — Ты что задумал?
Он повернулся и лицо его вдруг расплылось в самой доброй улыбке, которую когда-либо видела Наталья.
— Ничего, душа моя. Ничего не задумал. Да и что вообще может задумать твой старик? — Он подошёл к креслу, сел и похлопал по колену. — Иди сюда. Садись и рассказывай старику, что случилось. Всё, с самого начала и до конца. С подробностями. Что там натворил этот глупец Громов?
Наталья, шмыгнув носом, неуверенно подошла и устроилась у него на коленях, как в детстве. Обняла за шею, уткнулась лицом в плечо.
— Он обещал мне билеты в театр… — начала она.
Михаил Валерьянович кивал и гладил её по спине. А сам думал о другом: «Никто не смеет обижать мою дочь. Никто.»
Тем временем Наталья продолжала свой рассказ, не не замечая, как изменился взгляд отца и заострились черты его лица.
Глава 20
Спустя несколько дней после разговора с Наташей, я сидел в казарме, уткнувшись в учебник. Несмотря на поздний час, здесь было довольно шумно. Кто-то готовился ко сну, кто-то перебрасывался картами, а кто-то, как и я, сидел над конспектами, пытаясь впитать в себя новые знания. В углу тихо потрескивал радиоприёмник — кто-то из курсантов ловил «Маяк», но сквозь шум пробивались лишь обрывки фраз о каком-то партийном пленуме.
Вдруг дверь библиотеки резко распахнулась, и в помещение влетел Зотов. Он огляделся, отыскал взглядом меня и, не медля, рванул ко мне.
— Серёга! — схватил он меня за рукав, подскакивая к столу. При этом глаза его горели от нетерпения, а сам он едва ли не подпрыгивал на месте.