Глава 22
Сон показался мне одним мгновением: едва я лёг и закрыл глаза, как уже нужно было просыпаться. Встал, отбросил одеяло, натянул поверх кальсон синий хлопчатобумажный комбинезон летной формы — все движения отработаны до автоматизма, в полутьме, под аккомпанемент сопения и шарканья десятков таких же курсантов. Быстро, без суеты. В прошлой жизни я привык к этому моменту; и здесь я воспринимал ранний подъём как необходимый ритуал, ступеньку к небу.
Через пятнадцать минут мы уже стояли в строю на плацу, под пронизывающим мартовским ветром Волгограда. Раннее утро, серое, промозглое. Фонари еще горели, отбрасывая длинные тени. Командир роты, старлей с кислой миной на лице, пробежал по строю взглядом, пробурчал что-то про дисциплину и бодрость духа. Затем отдал команду:
— На завтрак… Шагом… МАРШ!
В столовой всё прошло обыденно, без изменений: гул голосов, запахом каши, стук ложек о тарелки. Быстро, почти не разговаривая, мы поглощали утренний паек. Чай — горячий, сладкий, почти кипяток — гнал остатки сна. Зато Зотов, сидевший напротив, всё ещё сиял после вчерашних событий.
— Серёга, ну как ты? — Спросил он, проглотив кашу почти не жуя. — Ты ж сегодня с Максимычем летишь! На «спарке»! Готов? Волнуешься?
— Готов, — кивнул я спокойно. — Не волнуюсь.
Степан считал моё нежелание разговаривать и продолжил поглощать пищу молча. Не знаю, о чём он подумал, но с расспросами о предстоящих полётах и о споре инструкторов он больше не лез.
После завтрака нас снова ждало построение. Но теперь уже не у казармы, а у автопарка. Нам предстояло ехать не на автобусах, а на видавших виды грузовиках. «Шишиги», как их называли в народе, с высокими бортами и брезентовыми тентами.
Когда прозвучала команда: «По машинам!» — мы, без лишний разговоров, полезли в кузова. Внутри обстановка тоже была знакомой — холодный металл сидений, запах бензина и папирос.
Двигатель заурчал, выхлопные газы ударили в нос, и колонна тронулась по проселочной дороге, ведущей к аэродрому. Трясло изрядно. Мы молчали, кутаясь в воротники комбинезонов, наблюдая, как серые предрассветные поля сменяются взлётной полосой и силуэтами самолётов на стоянках. Среди курсантов отчётливо чувствовалось лёгкое напряжение. Смесь волнения, сосредоточенности и страха, который у курсантов на первых курсах не исчезал полностью перед вылетом.
Гул двигателей, команды, доносящиеся из динамиков, запах керосина и металла. Мы на месте. Я выглянул наружу и осмотрелся. Инструкторы и техники сновали между самолётами. Наши курсантские Як-18А стояли аккуратными рядами на открытых стоянках, их серебристые фюзеляжи и красные звезды тускло блестели в утреннем свете. Рядом, на отдельной стоянке, виднелись более стройные силуэты МиГов — те самые, на которых летали инструкторы и старшекурсники.
Начались занятия. Построение у самолетов, доклады инструкторам, предварительный осмотр матчасти — «обход по кругу»: шасси, рули, плоскости, стыки. После следовал запуск двигателей. Гул стал заполнять окружающее пространство. Первые пары курсантов и инструкторов рулили к старту. Начались вывозные полёты по программе. Кто-то отрабатывал «змейку», кто-то — «восьмёрки», кто-то — простейший пилотаж: виражи, горки. В небе над аэродромом появился целый ансамбль учебных машин.
Я летел с Максимычем не первым. Сначала была плановая тренировка с моим штатным инструктором, старшим лейтенантом Звягинцевым. Мы отрабатывали точность выдерживания режимов полёта и расчёт на посадку. Стандартная работа, но я выложился по полной, стараясь не допускать ни малейшей ошибки. Звягинцев, обычно скупой на похвалу, после посадки коротко бросил: «Нормально, Громов. Чётко». Для него это было высокой оценкой и этим он мне сильно напоминал Смирнова из Чкаловского аэроклуба.
Время шло. Солнце поднялось выше, разогнав утреннюю хмарь. Полёты продолжались. И вот настал момент, которого ждали, если не все присутствующие, то большая их часть. Я видел, как к одной из «спарок» — УТИ МиГ-15 с бортовым номером «25» — подошли Павел Иванович и его курсант-второкурсник, назначенный на этот полет. Максимыч тронул меня за локоть:
— Ну, Громов, пойдём, понаблюдаем. Скоро и наш черёд настанет.
Мы стояли недалеко от КП, откуда был хорошо виден весь аэродром, особенно то самое место — центр полосы, где находился выкрашенный на бетоне «блин», метка диаметром метров десять с контрастными бело-красными полосами. Задача у спорщиков была одна: коснуться основными колесами шасси точно в его центр.