Он встал так же бесшумно, как и сел. Надел свою серую, помятую шляпу. Взгляд его глаз в последний раз скользнул по лицу Грачёва, вымотанному, покрытому испариной.
— Здоровья вам крепкого, Михаил Валерьянович, выглядите неважно, — произнёс он серьёзно, без тени иронии. И, развернувшись, растворился в полумраке ресторана так же быстро и незаметно, как появился.
Грачёв сидел неподвижно секунду, две, три. Потом он швырнул на стол салфетку, которую всё это время бессознательно комкал в потной руке. Вскочил так резко, что стул грохнулся на пол. Не обращая внимания на удивлённые взгляды с соседних столиков, он быстрым, почти бегущим шагом направился вглубь зала, к дверям, ведущим в служебные помещения. К администрации. К телефону.
«Чёртов юный лётчик! Талантливая молодёжь! — Яростно билась мысль в его голове, отгоняя остатки страха, замещая его злостью и паникой. Хоть бы успеть!»
Он по инерции улыбался направо и налево, кивая знакомым лицам — директору завода, чиновнику из администрации города, — но его глаза были пусты, а улыбка казалась теперь оскалом.
Он пронёсся мимо, не слыша приветствий персонала. Его мир, только что такой прочный и сытый, готов был треснуть по швам. Телефон. Нужен был телефон немедленно.
Каждая секунда промедления могла стоить слишком дорого. Он уже видел перед собой не уютный ресторан, а серые стены кабинета с тем же бесцветным взглядом напротив.
Драматический театр имени Максима Горького.
Оставшиеся второй акт «Трёхгрошовой оперы» прошёл для меня словно в тумане. Всё отступило на второй план перед лицом тревожного предупреждения. Виной всему был Пётр Игоревич — тот самый молодой лейтенант, бросивший мне вызов на аэродроме и проигравший.
Я встретился с ним в буфете во время антракта. Только на этот раз от его прежней нагловатой самоуверенности не осталось и следа. Напротив, он был весьма дружелюбен и охотно шёл на диалог.
Он первым подошёл ко мне, представившись. Пока мы беседовали, он рассказал, что перевёлся в Качинское недавно, из другого города. Рядом с ним была миловидная женщина с добрыми глазами — его супруга Ольга.
Мы поговорили несколько минут о театре, о Брехте, о всяких незначительных мелочах, которые обсуждают во время светской беседы. Лейтенант держался вежливо, но я чувствовал его настороженность, как будто он что-то хотел сказать, но не решался.
Под конец антракта в буфет пришла Катя. Её щёки горели лёгким румянцем, да и сама она показалась мне слегка взвинченной. Я сделал зарубку в памяти, что нужно бы расспросить её, что произошло, пока она ходила в уборную.
Когда звонки возвестили об окончании антракта, мы двинулись обратно в зал. У самых дверей, в последний момент, Орлов наклонился ко мне:
— Нужно поговорить, Громов, — шепнул он. — Это очень важно. Я бы сказал, от этого, возможно, зависят жизни и здоровье людей.
Он не стал ждать моего ответа. Быстро отстранился, будто и не подходил, и поспешил догнать Ольгу, уже входившую в темнеющий зал. Фраза застучала набатом в моей голове, рождая массу вопросов. Жизни и здоровье? Чьи? Мои? Кати? Его? И почему он, этот самый лейтенант, который ещё недавно пытался меня «утопить», теперь вдруг предупреждает? В том, что он не врал, я не сомневался ни секунды. Слишком серьёзно, слишком он это сказал. Подвоха я не ощутил.
Поэтому остаток пьесы я просидел, отстранённо следя за действием на сцене, но весь мой внутренний диалог крутился вокруг одной мысли: Что он имел в виду? Прокручивал возможные угрозы. Неужели история с посадкой не окончена? Или это что-то другое? Что-то, о чём я даже не подозреваю? Мысли метались в бешеном хороводе.
Я ловил себя на том, что бессмысленно вглядываюсь в полумрак зала, будто могу там разглядеть ответ. Контраст с увлечённой Катей, с посапывающим Зотовым и отстранённой Наташей был разительным. Я был один на один со своей тревогой, пока на сцене Макхит пел о подлости человеческой.
Когда занавес окончательно опустился под гром оваций, я вздохнул с облегчением не столько от конца спектакля, сколько от возможности, наконец, разобраться в этой загадке. Мы вышли из театра. Прохладный вечерний воздух Волгограда ударил в лицо после духоты зала. Остановились недалеко от входа, под высокими фонарями.
До возвращения в училище время ещё было. Поэтому мы принялись обсуждать наши дальнейшие планы. Катя рассказала о моём дне рождения и, получив порцию поздравлений от Зотова и Наташи, я решил пригласить их куда-нибудь отпраздновать. Вот только осталось определиться с местом.