— Что ты мелешь⁈ — Прозвучал резкий и полный ярости голос Грачёва. А ещё в нём я услышал то, что и планировал услышать — первые проблески настоящего страха. — Какой компромат? О чём ты говоришь, Орлов⁈
Пётр Игоревич проигнорировал тон собеседника, ни один мускул на его лице не дрогнул. Он ответил спокойно, слегка флегматично:
— Михаил Валерьянович, я говорю о компромате, который я собирал, пока работал с вами. У меня имеется записная книжка, которая полна интересных деталей: суммы, даты, фамилии… те, что вы предпочитали не афишировать. Если эти записи попадут куда надо, то, думаю, там найдётся много любопытного. Достаточно, чтобы вопросы возникли не только у парткома. И я намерен передать их Громову, а он…
Он сделал небольшую паузу, словно давая словам осесть в мозгу Грачёва. Я мысленно аплодировал самообладанию лейтенанта. Он здорово отыгрывал свою роль.
— Но, — продолжил Орлов, — как я погляжу, вам это не интересно. Прошу прощения за беспокойство. Прощайте.
Резким движением руки Орлов убрал трубку от уха и направил её к рычагу. Я заметил в глазах лейтенанта промелькнувшую тревогу. Этот момент был решающим и скользким: клюнет Грачёв или нет. Поэтому Орлов не торопился, давая собеседнику лишние секунды на осознание. И не ошибся.
— Постой! — Послышался взволнованный голос из трубки. — Петя! Постой!
Орлов замер. Его взгляд метнулся ко мне. Впервые за весь разговор на его лице появилась лёгкая улыбка. Он медленно поднёс трубку обратно к уху, но отвечать не спешил.
Голос Грачёва, когда он заговорил снова, претерпел разительную перемену. Из него исчезла ярость, испарилось пренебрежение. Теперь в нём слышалась вымученная сердечность. Он явно пытался вернуть разговор в русло «своих» отношений:
— Зачем так спешить? — Заискивающе проговорил Грачёв. — Не чужие же друг другу люди. Алло? Петя? Ты слышишь?
— Я вас слушаю, Михаил Валерьянович, — сухо ответил Орлов.
— Ну вот… — Грачёв снова затянул паузу, видимо, собираясь с мыслями и подбирая слова. — Объясни толком. Что за записи? О чём речь? И с чего это ты вдруг решил их… Громову отдать? — Он произнёс мою фамилию с заметным отвращением.
Вопросы сыпались на Орлова как из рога изобилия. Грачёв усиленно пытался понять мотивы лейтенанта. А ещё он хотел выведать, что было известно Орлову. И, конечно же, он не упустил шанс напомнить, что это именно он некогда оказал семейству Орловых услугу. Но этим он сделал только хуже.
Пётр Игоревич вздохнул так, чтобы этот вздох хорошо был слышен в трубку.
— Выбора у меня не было, Михаил Валерьянович, — с показной обречённостью в голосе проговорил Орлов. — Ситуация вынудила. Вы меня в эту кашу втянули, а потом бросили, как отработанный материал. Когда грянет гром, я окажусь крайним. А Громов… он человек с принципами. И связями. Он знает, куда с этим идти.
Орлов говорил уверенно, искусно смешивая ложь и истину.
— Я предпочёл подстраховаться. Отдам и… исчезну с глаз долой.
— Подстраховаться… — Грачёв протянул это слово с непонятной интонацией. В его голосе зазвучала язвительная усмешка. — То есть решил сдать меня, Петя?
Дождавшись, когда собеседник умолкнет, Орлов нехотя проговорил, словно колеблясь:
— Но… я могу рассказать вам, когда и где будет проходить эта передача. Точные время, место и дату. За вознаграждение.
Грачёв молчал. Потом послышался короткий, похожий на смешок, звук.
— Не ожидал я такого от тебя, лейтенант, — прозвучало из трубки. Голос Грачёва снова изменился, в нём появились нотки циничного восхищения и… облегчения. — Всё-таки образумился и решил продать пацана? Интересный поворот.
Орлов поджал губы. Между его бровей пролегла хмурая складка, но голос его остался таким же ровным, без тени оправдания или стыда:
— Времена нынче такие, Михаил Валерьянович. Жене нужны наряды, а дочке… — он помолчал и посмотрел на меня, — … а дочке лечение. Дорогое лечение. На одну лейтенантскую зарплату не вытянешь. Приходится искать варианты.
Из трубки донеслось негромкое, понимающее хмыканье.
— Да… Лечение… Семья… — пробурчал Грачёв. В его голосе внезапно появилась капля снисходительности, почти сочувствия. Циничного, но всё же. — Это весомый аргумент, Петя. Семья — это святое. Ладно. Согласен на твои условия.
Грачёв снова замолчал. В трубке что-то зашуршало. Когда он заговорил, тон его в очередной раз претерпел изменения. Теперь он звучал деловито и расчётливо.