Она сидела прямо, с горделивой осанкой, одна нога изящно закинута на другую. Её голубые глаза, холодные и оценивающие, были устремлены прямо на меня. И когда наши взгляды встретились, на её губах медленно расцвела обольстительная улыбка. Уверенная, чарующая, полная скрытого вызова.
Мой взгляд скользнул дальше. На моём месте сидел Зотов! Он поймал мой взгляд и виновато, но дружелюбно помахал рукой. Да, я отдал ему лишний билет, который хотел вручить Кольцову. Но не срослось, Андрею всё ещё нельзя было покидать санчасть.
Тем временем Наташа неторопливо поднялась со своего места. Её движения были плавными, по-кошачьи грациозными. Она сделала шаг ко мне, перекрывая путь к креслам. Запах её духов — тяжёлых, восточных, с нотками пряностей — ударил в нос.
— Сергей, — произнесла она томно, растягивая имя.
И прежде чем я успел среагировать, она обвила мою шею руками. Её лицо приблизилось.
— Как я рада вас видеть… — И она поцеловала меня. В щеку, правда, но не просто чмокнула и отстранилась. Нет, она намеренно задержалась, продлевая нашу близость. Я почувствовал лёгкое движение, почти потирание щекой о мою. Это был поцелуй-демонстрация, поцелуй-метка.
Я взглянул на Степана, который вдруг оживился. Его глаза расширились, и он стал почти незаметно, но очень выразительно сигналить мне взглядом, резко переводя его куда-то за мою спину и обратно на меня. Его лицо кривила гримаса крайнего предупреждения: «Опасайся! Сзади!».
Я не стал ждать окончания этого театрального жеста. Твёрдо, но без грубости, взял Наташу за запястья и снял её руки с моей шеи, отстранив на шаг. Лицо её на миг отразило недовольство, быстро сменившееся всё тем же холодным вызовом.
Но я уже не смотрел на неё. Я знал, что увижу сзади. Точнее, кого…
Зотов больше не сигналил. Он просто смотрел куда-то позади меня с выражением человека, наблюдающего неминуемую катастрофу.
Я обернулся.
Катя стояла в проходе между рядами, в нескольких шагах от нас. По всей видимости, она только что вернулась. Но этого «только что» было достаточно, чтобы увидеть проделку Наташи. Рука Кати, поправлявшая прядь волос у виска, замерла в воздухе. Широко распахнутые изумрудные глаза были устремлены только на меня. Весь её сияющий вид, вся радость вечера, словно испарились в одно мгновение.
На её лице застыло странное выражение, которому я затруднялся дать точное описание. Но длилось это недолго. Спустя несколько мгновений от этого выражения не осталось и следа. Глаза Кати сузились, а губы растянулись в обворожительной улыбке.
«Вот чёрт! — Подумал я и мысленно вздохнул. — Влип.»
Глава 3
Катя стояла неподвижно. Я понимал, что она видела Наташу, обвившую мою шею, видела этот демонстративный поцелуй в щеку, поэтому я ожидал и вспышку гнева, и слёзы, и обиды. Эта сцена выглядела откровенной провокацией со стороны Наташи, а Катя — молодая девушка без опыта прошлой жизни, как у меня, например. В общем, я был готов к любому развитию событий.
Но произошло неожиданное. То странное, застывшее выражение на её лице растаяло, как дым. Глаза неожиданно сузились, уголки губ медленно поползли вверх, сложившись в обворожительную, почти игривую улыбку. В ней не было ни капли тепла, только ледяная, отточенная вежливость и… вызов. Она преобразилась мгновенно, как актриса, сменившая маску.
— Вот ты где, — произнесла она звонко, словно ничего не произошло, и легко зашагала ко мне по проходу, минуя случайных зрителей, которые с нескрываемым любопытством поглядывали в нашу сторону.
Катя остановилась прямо передо мной и оценивающе окинула Наташу, всё ещё стоявшей в шаге от меня, холодным взглядом, затем снова посмотрела на меня. Взгляд её при этом потеплел. Я внутренне восхитился таким быстрым метаморфозам Кати и стал наблюдать за развитием событий с долей любопытства, но оставался начеку.
Тем временем, не говоря ни слова, Катя открыла свою сумочку и достала белый, аккуратно сложенный носовой платочек. Движения её при этом были плавными, мягкими, без единого намёка на нервозность и волнение.
— Ты испачкался, Серёжа, — сказала она негромко, но так, чтобы слова её хорошо расслышали все участники этой сцены.
Катя протянула руку с платочком к моей щеке, туда, где ярким пятном алела помада Наташи. Она тщательно, с преувеличенной аккуратностью вытерла след, не сводя с меня глаз, в которых, помимо всего прочего, плескался ещё и страх, который она старательно маскировала. Это был не просто жест гигиены. Это была метка. Стирание чужой метки и утверждение своей территории.