Параллельно с учёбой шла усиленная подготовка к главному событию начала учебного года — принятию Военной присяги. Нас гоняли на плацу до седьмого пота, мы оттачивали каждый шаг, каждое движение. Сдавали зачёты по уставам, часами отрабатывали строевой шаг на плацу, вылизывали форму и сапоги до зеркального блеска. Всё должно было пройти идеально.
Первокурсники ходили с выражением вселенской муки на лице. За эти дни им здорово досталось и по ним отчётливо было видно, что они устали от нагрузок, свалившихся на них. Всё-таки событие важное, не рядовое и готовили к нему соответствующе. Это у меня присяга уже второй раз, и я знал, что меня ждёт и к чему готовиться, а у них всё впервые.
Но если первокурсников волновало, как дожить до присяги, то меня куда больше заботило другое: до января шестьдесят шестого оставалось всё меньше времени. План спасения Королёва требовал действий, а я был заперт в стенах училища.
Все мои нынешние варианты решения проблемы сводились к тому, что мне необходимо было свести знакомство с кем-то из хирургов или хотя бы среднего медперсонала в клинике, где Королёву предстояло лечь на операционный стол.
Но как это сделать из Волгограда? Письма? Анонимные звонки? Бред. Такие вещи решаются только личным присутствием, доверительной беседой, возможностью посмотреть человеку в глаза. А в Москву я смогу уехать только во время зимнего отпуска, который будет ещё нескоро. Да и нет никаких гарантий, что его дадут вовремя.
Поэтому мысль о том, чтобы вовлечь отца в мои планы, казалась мне всё более логичной. Его связи и его авторитет могли открыть двери, которые для меня, курсанта, были наглухо закрыты. Но как подступиться к нему с этим разговором? Как убедить его в необходимости срочно искать контакты в медицинской среде, не раскрывая истинных причин? Это был сложный ребус, и я пока не видел решения. Слишком многое могло пойти не так.
— Рота, становись! Равняйсь! Смирно! — разнеслась по плацу команда командира роты, и мы замерли, вытянувшись в струнку.
Затем он вышел из строя, строевым шагом прошёл по плацу к начальнику училища и доложил:
— Товарищ генерал-майор, рота курсантов-лётчиков третьего батальона в составе сорока восьми человек для принятия воинской присяги построена. Командир второй роты третьего батальона капитан Ермаков.
— Встать в строй, — негромко скомандовал генерал нашему ротному.
Командир роты чётким строевым шагом вернулся в строй, заняв своё место слева от нашего строя.
Генерал обошёл строй, его суровый взгляд прошёлся по нашим лицам, по безукоризненно отглаженной форме, по начищенным до ослепительного блеска сапогам.
— Товарищи курсанты! — начал он, сделав шаг вперёд. — Сегодня один из самых важных дней в вашей жизни. Сегодня вы дадите торжественную клятву на верность Родине, народу и советскому правительству. Это высокая честь и величайшая ответственность. Помните: звание воина Вооружённых Сил СССР ко многому обязывает!
Пока Виктор Иванович говорил о долге, о чести мундира и традициях училища, на меня нахлынули другие воспоминания. Я уже стоял так когда-то, в своей прошлой жизни, в иной форме, под иным небом. Тогда это тоже было серьёзно и торжественно, но как-то по-другому. Более обыденно, что ли. Я был молод, и некоторые слова оставались только словами, даже несмотря на моё серьёзное отношение к ним. Только спустя время пришло понимание, что тогда мы вверяли свои жизни в руки государства.
А сейчас… Сейчас каждое слово генерала отзывалось внутри глухим, мощным стуком сердца. Я чувствовал не просто ответственность. Я чувствовал сопричастность. Сопричастность к чему-то огромному, великому, что было гораздо больше меня самого. К истории, которая творилась на моих глазах, и в которой я, благодаря своим знаниям, могу сыграть очень ключевую роль.
Наконец, началась самая важная часть. На короткий миг мне показалось, что мир вокруг замер.
— К принятию Военной присяги приступить! — скомандовал Ермаков.
Начался вызов к присяге. По одному курсанты выходили из строя. Раздавалась команда, звучала фамилия, и названный парень, чётко печатая шаг, направлялся к небольшому столу, на котором лежала папка с текстом клятвы, чтобы присягнуть государству. Голоса у всех были разные: звонкие и юные, срывающиеся от волнения или низкие, чтобы казаться взрослее. Но у каждого из них глаза горели неукротимым огнём.
Они пока не до конца осознали, что сегодня они обрели вторую семью. Братьев. Ведь узы воинского братства ничуть не слабее, чем родственные. Именно эти люди в тёмный час подставят плечо, а, возможно, и жизнь спасут. Но ничего, поймут.